Эрик Эмблер - Свет дня

Такое счастье, что в тот момент я не мог ни о чем другом даже думать. Совсем как в тот далекий памятный день, когда школьный инструктор пытался заставить меня нырять в воду. Дело в том, что, попав в нечто вроде привилегированной кадетской школы, надо было или обязательно уметь, или как можно скорее научиться плавать. Затем наступала очередь уметь или как можно скорее научиться нырять. Что касается плавания, то против него у меня не было никаких возражений, но ныряние… Ныряние было совсем другим делом. Потому что, когда моя голова оказывалась под водой, меня сразу же охватывал дикий страх захлебнуться и утонуть. Какое-то время мне удавалось избегать ныряния, оправдывая это тем, что у меня больные уши, но затем инструктору это все надоело, и он потребовал, чтобы я принес справку от врача. Я попробовал написать ее сам, но в то время еще не знал нужных медицинских слов и, само собой разумеется, тут же попался. Мне казалось, он тут же отправит меня с обличительной запиской к директору школы, но он поступил иначе — заставил меня нырять. Причем не в переносном, а в прямом смысле этого слова. То есть хватал за руку и за ногу и швырял в воду бассейна… А когда я вылезал, повторял то же самое снова, даже если я не успевал еще откашляться от проглоченной воды! И так раз за разом, раз за разом… Пока один из работников бассейна не остановил его.

Поскольку инструктор был женат, я в качестве мести за пережитое унижение, не откладывая дела в долгий ящик, тут же написал письмо его жене, в котором сообщил ей, что ее муж постоянно пристает к мальчикам нашей школы. В основном в раздевалке школьного бассейна. Заставляет их трогать его «части тела», ну и прочее, прочее в том же духе… Не имея должного опыта в такого рода вещах, я не догадался даже хоть как-либо изменить мой почерк, которым совсем недавно собственноручно написал подложную медицинскую справку о больных ушах, поэтому он сразу же обо всем догадался. Но доказать ничего не мог, так как в порыве праведного гнева тут же ее разорвал на мелкие клочки и выбросил в мусорное ведро. Вместо этого инструктор вывел меня в фойе бассейна, обвинил во всех мыслимых и немыслимых грехах, обозвал «маленьким чудовищем», «мерзавцем», «негодяем»… Но дальше этого не пошел. Поскольку, помимо всего прочего, был просто потрясен. Когда до меня это дошло, я горько пожалел, что понял это слишком поздно. Ведь знай я, что он на самом деле занимался такими делами, конечно же сразу же заявил бы об этом в полицию, и последствия были бы совсем иные. Ну а так, выходит, не более чем, так сказать, «по-дружески» предупредил его, чтобы он был поосторожнее, только и всего. Тоже мне отомстил, называется!.. На этом все тогда и закончилось. В конце того же семестра инструктор перешел в другую школу в противоположном районе Лондона, и больше мне о нем никогда не приходилось слышать…

До меня вдруг донеслось сердитое шипение Фишера, и я поспешно открыл глаза.

— Эй, проснись! Натягивай шнур!

На этот раз я обвязал его вокруг своего пояса, чтобы иметь возможность использовать для подъема не только руки, но и вес своего тела.

— Готов?

Я молча кивнул и потверже уперся ногами в стальное ребро поверхности площадки.

— Тащи! — скомандовал голос Фишера.

Что я, само собой разумеется, и сделал. Тащить Миллера наверх оказалось намного труднее, чем спускать вниз. От неимоверных усилий мои глаза заливал жаркий пот, дважды мне пришлось остановиться, чтобы перевязать узел на пояснице и перехватить шнур руками… Впрочем, потом к делу, слава богу, подключился и ненавистный Фишер, помогая мне тащить Миллера здоровой рукой.

— Так, так, чуть медленнее, еще, еще… стоп!

Давление шнура вдруг ослабло, и над кромкой крыши появилось ухмыляющееся лицо Миллера. А затем и он сам.

— Мерси, мерси, мой дорогой коллега, — по-французски сказал он, довольно похлопывая меня по ноге.

Я закрыл глаза и кивнул. Несмотря на шум в ушах, до меня доносились обрывки его слов, обращенных к Фишеру:

— …полностью все, что мы планировали, а также кое-что в качестве достойной приправы к дорогому блюду… и даже снова поставил на место оконные заслонки.

Чуть позже я почувствовал, что Миллер сам снимает капроновый шнур у меня с груди. А когда открыл глаза, то увидел, как он прикрепляет бархатный мешочек к своему поясу, а Фишер уже возится с узлами анкерной веревки. Я подполз к нему и стал ему помогать. Мне до смерти хотелось как можно скорее убраться отсюда. И они мне, не сомневаюсь, в этом помогут. Ведь Фишеру с его больной рукой тоже нужна будет помощь, чтобы вернуться на ту самую крышу верхнего уровня…