Эрик Эмблер - Свет дня

— Ну а что, если он вдруг выскользнет у меня из рук?

— Вдруг выскользнет? Что ж, это будет очень плохо. Вернее сказать, лично для вас хуже некуда, поскольку вы в таком случае останетесь наедине с Гансом, а уж он постарается сделать так, чтобы вы «выскользнули» тоже, не сомневайтесь… — Его желтые, волчьи зубы, когда он в тон своему замечанию мило мне улыбнулся, выглядели совсем как два ряда остроконечных могильных плит. Внезапно Миллер резко наклонился, поднял моток шнура и сунул мне его в руки. Со словами: — Приготовьтесь, Артур. Скоро надо будет тянуть. И не забывайте, что шнур имеет свойство растягиваться. Причем как медленно вы меня будете опускать или как быстро поднимать — мне все равно, только внимательно слушайте команды, которые вам тихим голосом будет подавать Ганс: «Вниз», «Стоп», «Вверх». — Он показал рукой на толстое поперечное ребро на поверхности площадки. — Упритесь в него покрепче ногами… Вот так. Отлично, отлично.

В тот день, когда умерла мама, к нам в дом пришел наш египетский имам и пропел следующую строфу из Корана: «А теперь и ты вкуси мучение от пожара, который называл обманом».

Миллер обмотал конец шнура вокруг моей грудной клетки и крепко завязал его узлом. Затем, выбрав прогиб шнура, спросил:

— Ну как, Артур, вы готовы?.. Да?.. Отлично. Тогда внимательно следите за Гансом.

Я уставился на ноги Фишера, потом со страхом перевел взгляд на его тело. Он лежал на правом боку, плечом прижимая пиджак Миллера, а рукой держал шнур. В сторону края площадки я старался не смотреть, так как знал: если это сделаю, тут же потеряю сознание…

Вот Миллер надел на руки перчатки, сел в «люльку», сполз в ней за край площадки и… исчез из виду.

— Давай! — прошипел мне Фишер.

Напряжение началось не сразу — сначала надо было выбрать слабину капрона и в достаточной степени его натянуть. Поскольку мои руки были скользкими от пота, я прежде всего плотно обмотал шнур петлей вокруг своего левого рукава, чтобы хоть как-то усилить точку приложения.

Когда нагрузка на шнур достигла полного напряжения, петля сначала натянулась, затем последовало неизбежное колебание натяга, и я почувствовал, как по мере спуска вниз Миллер невольно дергается в «люльке». Вверх-вниз, вверх-вниз…

— Ровнее, ровнее, — приказал мне Фишер, пытаясь правой ладонью стабилизировать движение шнура вниз.

Колебания несколько уменьшились.

— А теперь опускай помедленнее, — продолжал Фишер.

Выполняя его команду, я слегка отпустил шнур, и тут же колебания начались снова.

— Спускай, спускай. Только ровнее!

Я продолжал потихоньку отпускать капроновый шнур. Дергался он теперь намного меньше, только изредка чувствовалась незначительная вибрация. Очевидно спустившись уже достаточно низко, Миллер начал помогать себе, перебирая ногами по стене. Бухта шнура рядом со мной постепенно становилась все меньше и меньше, вызывая у меня новый вид страха: поскольку капроновый шнур был обвязан вокруг моей грудной клетки, мне вряд ли удастся вовремя развязать узел, не выпуская его из рук. И если в уменьшающейся бухте его окажется недостаточно, чтобы Миллеру хватило спуститься до оконной заслонки, то… то Фишер наверняка заставит меня придвинуться почти к самой кромке крыши…

Впрочем, когда шнура оставалось еще метра два, Фишер поднял вверх руку и скомандовал:

— Стоп!

Услышав эту спасительную команду, я почувствовал такое облегчение, что даже не обратил ни малейшего внимания на боль в руке от сжимающей ее петли. Просто опустил вниз голову и, глубоко вздохнув, как можно плотнее закрыл глаза.

Через несколько мгновений шнур слегка завибрировал, и до моего слуха донеслись слабые звуки царапанья по металлу — это Миллер приступил к вскрытию оконной заслонки. Минута шла за минутой, но ничего вроде бы не происходило. Вот только моя левая рука от сдавливающего ее капронового шнура практически уже онемела. Затем последовал совершенно новый, какой-то «пустой» звук, продлившийся всего секунду-другую, прежде чем Фишер снова прошипел:

— А теперь опусти еще немного. Только очень, очень медленно.

Выполнив его приказ, я сразу же почувствовал, что напряжение шнура вдруг ослабло. Вернее говоря, полностью пропало. Значит, Миллер был уже внутри.

— Можешь передохнуть.

Этому приказу я подчинился немедленно и куда с большей охотой, чем раньше. Первым делом ослабил шнур на своей руке и массировал ее до тех пор, пока в мышцах не появились многочисленные, но весьма приятные «уколы от иголочек» восстанавливающегося кровообращения. Господи, какое же это счастье — наконец-то иметь возможность снова чувствовать свое собственное тело!