Сергей Богачев: Донецкие повести

Он уже собирался ответить, как вдруг стало темно: кто-то закрыл ему глаза маленькими тёплыми ладонями. Несмотря на неожиданность, Иван даже не вздрогнул. Собственно, он ничего не успел ни сказать, ни понять. Через секунду они уже целовались с Ольгой посредине двора, как школьники.

А телефон продолжал жужжать настойчиво-раздражённо. Звонивший явно не привык, чтобы ему так долго не отвечали.

Нестерпимая жара степной Украины всегда в одно и то же время года наваливалась на город, со всей своей жестокостью выжигая газоны, опаляя листья кленов и каштанов, заставляя людей уходить либо в тень кабинетов, либо в отпуск Ещё недавно буявший молодой, свежей зеленью город превратился в место пыток для тех, кто не осчастливил себя поездкой на курорт либо в лес. Разве что торговцы мороженым, пивом и прохладительными напитками хоть и потели и страдали не меньше других, по-своему любили эту пору года: солидная денежная компенсация в виде возросших в несколько раз доходов их вполне устраивала.

Среди прочих страдальцев, вынужденных в жарком июне жить перебежками от кондиционера к кондиционеру, Семён Григорьевич Портной чувствовал себя особенно ущербным. Не тот уже возраст, статус, привычки. Тучноватый организм талантливого финансиста не прощал хозяину такой фамильярности, как преодоление лестницы на седьмой этаж без лифта. А к бизнесу на прохладительных напитках Портной, увы, никакого отношения не имел.

Семён Григорьевич, проклиная руки монтёра, повесившего на лифте табличку «Не работает», превозмогая одышку и чертыхаясь, налег всем телом на дверь, расположенную под надписью «Телекомпания Зенит», и ввалился в коридор, наполненный прохладой кондиционируемого воздуха.

«Неужели нельзя было разместиться где-либо пониже? Что, без вида на крыши старого города к этим самовлюблённым гениям вдохновение не приходит?» — привычка брюзжать, разговаривая с самим собой, позволяла Семёну Портному как вовремя выпускать пар, так и скрывать от окружающих свои истинные мысли, оставаясь при этом внешне обаятельным и приятным человеком.

Давным-давно он вывел для себя формулу поведения на людях и неуклонно её соблюдал: не следует нагружать своими проблемами окружающих. Как минимум, они выслушают тебя, и ты останешься в их памяти как обиженный людьми либо обстоятельствами человек, а при случае они скорее всего ещё и приложат руку к усугублению твоей проблемы. Его покойная мудрая мама, как и любая другая любящая еврейская мама, учила с детства: «Сёма, не создавай людям проблемы, ты всё равно не нужен никому, кроме мамы».

— Вы к кому? — седой охранник лет шестидесяти прервал мысли Портного, устремив на него взгляд, полный решимости оберегать неприступность вверенных ему границ.

— Боже мой, вы меня не знаете… Вы новенький? И шо я сейчас должен говорить? — Семён Григорьевич никогда не стеснялся своего одесского происхождения, чем иных своих собеседников откровенно развлекал, но некоторых вводил в ступор. В мире людей, произносящих «г» настолько мягко, что, казалось бы, уже дальше некуда, Портному удавалось делать это еще мягче. И это его, с одесским привкусом, «шоканье» доставило Семёну Григорьевичу в своё время много неприятностей. Но он и не думал никогда подражать дикторам телевидения или партийным боссам, боровшимся за культуру речи и на трибуне, и за столом. Семён всегда считал деньги — это была его профессия, и он знал её отменно, зачем ему дикция?

Ещё на заре кооперативного движения, когда стало «всё можно», у многих наших соотечественников от свалившихся на них возможностей и капиталов закружились головы. Однако вскоре выяснилось, что шальные деньги уходят так же быстро, как и появляются.

Умение не спускать на радостях первые заработанные капиталы, не афишировать яркой жизнью их количество спасло Семёна от встреч с «быковатыми» парнями в спортивных костюмах, от пристального внимания разного рода «ищущих спонсоров» организаций — общественных и не очень.

Но скрыть своё умение обращаться с капиталами, талант финансиста он всё же не смог. Конечно, его первый кооператив показался бы сейчас любому из сограждан мелкотой базарной — пояса, сумки, кожгалантерея, а тогда это был удел людей рисковых и талантливых. Довольно скоро Семён, имевший бухгалтерский диплом Института советской торговли, нашел практическое применение своим знаниям. Сумочки да пояски — тема вечная, но имеющая свой предел, а вот сами деньги как товар — здесь поле непаханое. И ведь мало кто задумывался, что деньги — они тоже имеют свою цену, и их цена — это время. Его первым финансовым учреждением стал ломбард.