Ольга Лаврова: Свидетель

Знаменский нажал кнопку, появился разводящий.

— Арестованный больше не нужен. Идите, Платонов.

— До свидания, гражданин майор.

Власова он проигнорировал, и тот уселся на стул и подпер ладонью крепкий «волевой» подбородок (нередко достающийся людям мягким и податливым). Был оскорблен пренебрежением к его особе.

— Игорь Сергеевич, вы не фехтуете? — спросил Знаменский, глядя, как бы чего не забыть в кабинете.

Власов оторвался от своих мыслей:

— Давно бросил. Откуда вы слышали?

— Ниоткуда. Жесты иногда знакомые. Осанка, повороты. Я тоже почти бросил.

Он завязывал крепкий двойной бантик на папке, располневшей стараниями Кибрит, когда Власов поинтересовался:

— Пал Палыч, чем вы его так взнуздали?

Впервые по имени-отчеству. Зауважал слегка или тянет поговорить?

— Платонова? Но что тут особо взнуздывать-то? Впрочем, одним аргументом — увесистым — я воспользовался. Могу продемонстрировать.

«Ему, кстати, полезно для укрепления. И поймет лучше, чем Платонов».

Знаменский развязал бантик и извлек материалы экспертизы. Власов увлекся хитроумными расчетами, проштудировал таблицы.

— Это у вас в порядке вещей? — удивился он. — Масса квалифицированного труда ради доказательства, что кто-то кого-то ударил?

— И чтобы обезопасить истину, если единственный очевидец нырнет в кусты, — «по секрету» сообщил Пал Палыч.

— M-м… — оттопырил Власов губу. — Наблюдательный. Предусмотрительный. Замечательно талантливый и очень душевный.

«То ли сарказм, то ли что. А, не буду доискиваться».

— Пора освобождать кабинет, Игорь Сергеевич. Другим тоже охота на солнышке.

К вечеру заволокло, к утру задождило, ветер рвал из рук, выворачивал наизнанку зонтики. Заоконный термометр пал ниже +10°. Женщины, уже прочно переобувшиеся в босоножки, растерянно топтались перед ручьями, преграждавшими путь с мостовых на тротуар. Все мерзли.

Графа после гулянья вытирали газетами (собачники любят этот способ: от типографской краски блестит шерсть).

В тот же день кончился в Москве отопительный сезон и батареи охладели до осени.

У Пал Палыча было бодрое настроение, неподвластное погодным фронтам: завтра Томина выписывали из больницы. Назначена встреча в домашней обстановке.

Под радостные фанфары Пал Палыч произвел ревизию скопившихся бумажных завалов, написал постановления о передаче аж двух дел сразу в суд и одного в прокуратуру; ответил на разные запросы и собрался заслуженно пообедать, когда позвонили из бюро пропусков.

Его желал бы посетить Власов И. С.

«Мне он сейчас и даром не нужен! Значит, я ему нужен. Ох, не к добру…»

— Хорошо, выдайте пропуск.

Власов был мокр и взвинчен.

— Извините, что без приглашения.

— Вероятно, тому есть причина, — заставил себя улыбнуться Пал Палыч.

— Я могу поговорить с вами… просто так?

«Смесь агрессивности и просительности».

— Совсем «просто так»?

— Ну, не о погоде, разумеется.

«То бишь все о том же, только без протокола. Пора его наконец разгадать. Тоже мне, сфинкс!»

— А погода того заслуживает, Игорь Сергеевич. С вас до сих пор капает. Снимайте плащ, в углу есть свободные плечики, пусть посохнет.

Знаменский был само добродушие и любезность. Свистать всех наверх! Глазам глядеть, ушам слушать, мозгам варить!

Пока Власов раздевался, Пал Палыч позвонил секретарше отдела:

— Танюша, милая, мне бы чайку и чего-нибудь жевательного.

Та прибежала, в дверях взяла Пал Палычев термос, сожалеюще шепнула: «А в столовой окрошка», — и убежала в буфет. Серьезная женщина, двое детей, а носится как ветерок.

— Игорь Сергеевич, у вас нет аллергии на бумажную пыль? Тогда казенную письменность мы убирать не будем, сложим на диван, с ней еще работать.

— Да-да, пожалуйста…

Власов рассматривал эувфорбию спленденс, которую Зиночка с месяц назад чем-то полила, вызвав небывалое обилие мелких алых цветков.

— Как вы терпите это душераздирающее растение? — поморщился он. — Шипы и кровь.

(Лепестки были кругленькие и действительно напоминали капли крови).

«Некогда выкинуть», — хотел было отшутиться Знаменский, но решил: нет, надо с ним серьезно. Мало ли какая фраза какую струну тронет.

— В этом растении есть характер. Индивидуальность. Красота и жестокость. Оно будоражит. Можно усмотреть символ жизни. Еще что-нибудь накрутить околофилософское. Оно — сильное создание… и не позволяет себя «цапать за плечо» (процитировал он Власова). Вы ведь поклонник силы, Игорь Сергеевич. Фикус мне неинтересен.