Виталий Гладкий - Талер чернокнижника

Такая, знаете ли, маленькая человеческая слабость…

Мне очень хотелось посмотреть их коллекции в полном объеме. (Кстати, ворам тоже). Но это было практически невозможно. Если старики и выставлялись, то показывали не самые главные и не самые ценные экземпляры.

К тому же, ни Князь, ни Паташон не отличались гостеприимством (хотя первый был ко мне весьма благосклонен, и я несколько раз бывал у него в гостях). Выражение «мой дом, моя крепость» как нельзя лучше подходило этим двум зубрам нумизматики.

Оба жили бобылями (у Князя, кажется, все-таки были дети и внуки) и оба сделали из своих квартир первоклассные музейные хранилища с хитроумными замками, сигнализацией и разными ловушками.

И все же несколько лет назад одному деловому, домушнику с большим «стажем», каким-то образом удалось проникнуть в жилище Паташона, естественно, в отсутствие хозяина. Это еще когда у него не было пса.

Паташон в этот день ездил на овощной рынок, а так как поторговаться он любил и, кстати, умел, то задержался там дольше обычного.

Конечно же, сработала сигнализация, шум, гам, тарарам, приехала вневедомственная охрана, менты зашли в квартиру… и нашли там совершенно безумное существо, которое, пока его вели под белы руки к милицейской машине, обмочило весь тротуар.

Что там случилось с вором в жилище старого нумизмата, что его столь сильно напугало, никто так и не узнал. А сам домушник, когда пришел до памяти, молчал об этом, как рыба об лед, будто дал нерушимый монашеский обет.

Однако с той поры деловые обходили жилище Паташона десятой дорогой, а разная мелюзга просто не могла сладить с очень дорогими замками, которые были сработаны по индивидуальному заказу где-то за бугром.

Это все к слову. Так вот, идти с моей монетой за советом к кому-либо – а тем более к Князю или Паташону – было небезопасно. На моей памяти произошел поучительный случай с ценным коллекционным экземпляром.

Один парнишка, птенец в нашем деле, разместил в Интернете скан уникальной монеты. Видимо, хотел толкнуть ее за рубеж. По самым скромным прикидкам, монетка тянула тысяч на пятьдесят «зеленью». Это если продать ее, не торгуясь.

Но на нумизматическом аукционе «Сотбис» за этот раритет дали бы, как минимум, вдвое больше. Ну очень редкий, а значит, особо ценный экземпляр.

Так вот, после своей засветки малец прожил ровно неделю. Его нашли мертвым в собственной квартире. А монета, естественно, исчезла.

Поэтому в нашем деле конспирация стоит на первом месте. Коллекционеры – еще те безумцы. Чтобы добыть приглянувшийся раритет, не остановятся ни перед чем. А мой талер явно относился к разряду редких, уникальных монет. Это и к бабке не ходи.

Я, конечно, доверял старикам, но ни Князь, ни Паташон, насколько я знал, не были ангелами во плоти. Так что мне нужно было крепко подумать, прежде чем устраивать смотрины моему таинственному талеру.

Все эти мысли пролетели в моей голове за то время, пока я вместе с опером спускался по лестнице к квартире уже покойного Хам Хамыча. Возле входной двери его апартаментов стоял на страже очень серьезный мент, а рядом с ним, прислонившись к стене, изображал из себя кариатиду* наш участковый Евсеев.

Он был бледным до синевы и явно чувствовал себя нехорошо. Что это с ним? – подумал я мельком и любезно раскланялся. На всякий случай. Евсей, как звала его местная шпана, был очень злопамятен.

*Кариатида – колонна в виде женской фигуры, поддерживающая выступающие части здания.

Ответного приветствия я не получил. Это было странно. С участковым у меня сложились хорошие отношения. Он иногда заходил ко мне на огонек, и я угощал его рюмочкой хорошего коньяка и чашкой кофе.

Но сейчас, как мне показалось, он просто меня не заметил. Евсей стоял едва не по стойке «смирно», икал, будто с перепоя, и таращился куда-то в пространство.

Мы вошли. Опер впереди, я – за ним. В квартире Хамовича было людно – работали эксперты. Ого! – подумал я, глядя на них с глубины прихожей. Не много ли спецов понаехало, чтобы посмотреть на труп. Ладно – труп мини-олигарха местного разлива. Пусть так.

И все-таки…

Мое недоумение испарилось в один миг, едва я переступил порог гостиной. Здесь убивали Хамовича. Что это злодейство случилось именно в гостиной, сомнений у экспертов не было, а у меня – тем более.

Труп уже убрали, лишь на ковре виднелись контуры человеческого тела, очерченные мелом. Какая ирония судьбы… От богатого, имеющего все – нет, даже больше, чем все – человека, осталось лишь контурное изображение.