Петр Ингвин - Синдром Деточкина

– Навести порядок где бы то ни было достаточно просто. Нелегко, но просто. Нужно повернуться к человеку лицом, а не тем, чем обычно, и довести до ума три основных момента. Первое. – Я начал загибать пальцы. – Возвести в абсолют тезис, что перед законом равны все, невзирая на положение, возможности, деньги, связи, и бороться за соблюдение этого правила простейшим методом: за одинаковые преступления с вышестоящих спрашивать больше. Работяге за взятку – год, чиновнику – пять. За проезд по встречке опаздывающему на самолет курьеру обычный штраф, влиятельному человеку – тюрьма. Всегда. Без исключений. От бомжа до Президента.

В наступившем молчании я набрал новую порцию воздуха и загнул следующий палец:

– Второе. Неотвратимость наказания. Невзирая на. Укрывателю – втройне. Тому, кто попытается замять – впятеро. Кто вмешается на стороне брата, свата или за деньги – вдесятеро. Опять же, без исключений. Никакой неприкосновенности личности – ее придумали воры, убийцы и педофилы. Честному человеку неприкосновенность не нужна.

– Но… – попытался возразить Владислав.

Я знал, что он собирается сказать, и у меня существовал непробиваемый аргумент:

– Честного человека должен защищать закон. Закон, который не глядит на лица, равный для всех и хорошо исполняемый.

– Логично, – неопределенно пожал плечами собеседник, а его прекрасная супруга опустила взор на асфальтовую дорожку. Она была в небольшом шоке от вроде бы правильных слов, которые в королевстве кривых зеркал «прав личности» почему-то казались крамолой.

Я, наконец, загнул третий палец:

– Третье. Коренная ломка нынешней и постройка новой пенитенциарной системы.

– Ломка чего? – переспросила Нина, красивым жестом возвращая выбившийся над ушком локон на отведенное ему рукой мастера место.

– Принятой у нас системы наказаний. Сейчас она не перевоспитывает преступников, а плодит. Предоставляет им за государственный – наш с вами – счет знакомиться друг с другом, заводить нужные связи, обмениваться опытом.

– Уже начали реформировать, – возразил Владислав.

– Не реформировать надо, а ломать. Мертвому припарка не поможет, как и при вывихе – придерживающая повязка. Резать надо. Когда терапевт не справляется, требуется хирург.

– Или другой, более умудренный жизнью терапевт, – предложила свой вариант Нина.

– То есть, как говорят врачи, такой, который отправил на кладбище больше людей, – подхватил я мысль. – Иначе откуда у него опыт? Тогда, что же лучше: давать новым терапевтам свободу экспериментировать на нас и залечивать до смерти – или сразу резать гниющее?

– А кто будет определять, что резать, а что – нет?

Вот и задан основополагающий вопрос. Каждый пророк ведет к одному: выберите в поводыри именно его, дайте ему вожжи в руки, и будет вам «щасте». Только не перепутайте: лишь ему! Только он один знает ответы на все вопросы. Только он умеет без осечек отделять здоровое от заразного, и только он правильно понимает разницу между ними.

Я не попался на давно известный крючок. Не стал говорить про редкий подвид правильных и особенных, таких, как здесь присутствующие, в первую очередь имея в виду себя. Не стал восхвалять свою организацию, которая наводит порядок пока вроде бы только на дорогах. Я ответил просто и логично:

– При реформах или постройке нового необходимо понять главное, то, о чем даже помыслить невозможно в обществе, где преступники лезут во власть, чтобы иметь больше возможностей для новых преступлений и способов избежать ответственности. А именно: аксиому, что преступник не имеет прав. Да! Невзирая на все Гааги и прочие Страсбурги. Мы хотим, чтобы в первую очередь соблюдались права жертв, а не преступников.

– Правозащитники проклянут вас за это святотатство, – с задорным плутовством улыбнулись краешки глаз вновь опустившей лицо красавицы.

– И пусть! Потому как упомянутые самодуры и самодурки – просто куски идиотов, они не сталкивались с настоящей жизнью. Когда у человека убили мать, зарезали жену, подсадили на наркоту сына, изнасиловали дочь, он не пойдет защищать права подонков, которые совершили это. Он потребует ветхозаветное «зуб за зуб». Вспомните, о чем три четверти фильмов-боевиков, на которые народ валом прет: о том, как лихой герой кроваво разделался со всякими гадами, которые с помощью удобного закона творили, что хотели. С кем хотели. А именно – с нами. С такими, как мы, с каждым из нас. Никто не олицетворяет себя с законниками или власть имущими, только с жертвами. И – с непременным огнем в глазах и ощущением счастья – с мстителями.