Кирилл Казанцев - Помощь деньгами и кровью

– Соседка дала показания, что так все и было. Он мог вас убить, вы в курсе? Кальдер принял вас за нашего сотрудника после случая с кошкой. Вы понимаете, о чем я говорю?

– С котенком. – Они смотрели друг другу в глаза. Голова гудела, в ушах появился звон, тихий и робкий, точно комариный писк. Илья неловко тряхнул головой и прикрыл глаза – видеть шевелящиеся стенки стало невыносимо. Васильцов подался вперед, готовый сорваться с места.

– Хватит на сегодня, – распорядился он, – идите к себе. Выздоравливайте.

Он направился к двери, Илья тоже поднялся на ноги. Васильцов вышел в коридор и придержал дверь, пропуская Илью. Со стороны поста дежурной медсестры показался Руссков, он быстро шел по коридору. За ним шустро топал какой-то мужичок с загипсованной рукой, но завотделением не обращал на пациента внимания.

– Вашему сотруднику привет передавайте, – на прощание сказал Илья. Васильцов притормозил, повернул голову. – Шаравину, – пояснил Илья, – скажите, что приятно было познакомиться. И спасибо ему.

– Роман умер сегодня утром в реанимации, – глухо ответил Васильцов, – перелом позвоночника плюс открытая черепно-мозговая травма. Он принял на себя весь удар при падении с четвертого этажа, Кальдер только ногу сломал, но для следственных действий вполне пригоден.

Васильцов двинул по коридору к большим двустворчатым дверям, за которыми помещалась площадка с большим окном, куда все бегали курить, и лифт. Илья пошел в палату и обнаружил, что кровать рядом уже занята. На ней лежал тощий чернявый узколицый парень в грязной одежде и отстраненно глядел то в потолок, то по сторонам.

– Это Алик, у него сотряс, – сообщил Юрка, он что-то жевал и говорил с набитым ртом, – на стройке с лесов навернулся и башкой приложился.

Азиат что-то забормотал, приподнялся и потянулся к левой лодыжке. Юрец кивнул, проглотил еду и добавил:

– И связки заодно порвал, сочетанная травма. Неделю проваляется, не меньше.

Илья лег, отвернулся к окну. Перед глазами полыхнул ворох искр, потом они медленно осели, растаяли, как гнилушки в болоте. «Неделю проваляется», – эхом звучали в голове Юркины слова. А его, по словам Васильцова, выпишут через пару дней, чтобы не занимал казенную койку, а долечивался дома. Представил себя такого, с разбитым лицом, безрукого, и стало до того невмоготу, что хоть сейчас на рельсы беги. И все получится, ведь Шаравин уже не придет.

Разбудила медсестра, долго и нудно трясла за плечо и что-то бормотала, пока Илья окончательно не пришел в себя. Непонимающе уставился на встревоженную оплывшую физиономию с густо обведенными черными глазами, осмотрелся. Уже довольно поздно, за окном дождливая сиреневая муть, в палате включено освещение, отчего лица всех, кто тут есть, сделались неживого синеватого оттенка. И пахнет кашей, ее всегда дают на ужин, значит, до него уже недалеко.

– Доктор вас зовет, – озабоченно пробормотала медсестра, – он в кабинете у себя. Давайте помогу.

Сунулась подхватить Илью под руку, но он поднялся сам. Прижал перевязанную руку к груди новым, только недавно появившимся движением, стараясь двигать так, чтоб не задеть ее невзначай. Пальцы из повязки торчали, точно их туда отдельно воткнули, и причем второпях. Илья старался туда пока не смотреть, пересек коридор и вошел в открытую медсестрой дверь. В кабинете, на месте Васильцова, сидел другой человек, и это был не Руссков. Куртка завотделением висела в шкафу, оттуда сквозь неплотно прикрытую дверку торчал рукав, а сам врач снова куда-то подевался. Человек смотрел в окно, постукивая по столу кулаками, но едва Илья переступил порог, повернулся на шум.

Он был широколицый, с полными губами, густые рыжеватые волосы зачесаны назад. Довольно крупный, в хорошем сером костюме, под рукавом на правой руке виднеются массивные часы в корпусе из светлого металла. Он чуть подался вперед и не сводил с Ильи глаз, пока тот усаживался на диван. Выждал еще с минуту и положил на стол перед собой сумку для ноутбука, довольно большую и, судя по виду, не пустую. Илья досадливо поморщился, отвернулся к окну. «Еще один, – мелькнула мысль, – теперь не отвяжутся». Умом понимал, что по-другому нельзя, но с трудом уже гасил подступавшую злость на фэйсов. Сразу не могли вдвоем прийти, или Васильцов впереди паровоза, как говорится, бежал, то ли выслуживался, то ли вину свою какую-то загладить пытался. В любом случае придется этому молчаливому все еще раз рассказывать, со всеми подробностями, он уже и записывать приготовился. А это час, не меньше, а голова снова как не своя, и пальцы, черт бы их побрал, не шевелятся, а по руке точно еще раз ножом полоснули.