Я долго смотрел на разбитую кабину самолета. А может быть, мне просто казалось, что долго. И когда я отвернулся, Вайланд схватил мою руку. Я оттолкнул его, и он упал, не отрывая от меня широко раскрытых от ужаса глаз. Рот его приоткрылся, он дышал учащенно и отрывисто, и все тело его дрожало. Ройал еще владел собой, но и только. Его побелевшие в суставах руки лежали на коленях, а глаза шныряли вокруг, как у затравленного зверя, который ищет какую-нибудь лазейку.
— Я долго ждал этого часа, Вайланд, — продолжал я. — Я ждал его два года и четыре месяца, и все это время не было и пяти минут, чтобы я подумал о чем-нибудь другом.
У меня не осталось ничего и никого, ради кого я мог бы жить. Вы можете это понять, Вайланд? Мне ничего больше не нужно в этом мире. Возможно, мои слова покажутся вам жуткими, Вайланд, но я хотел бы остаться здесь, рядом с ними. Я больше не обманываю себя относительно смысла жизни. И поэтому мне все равно — жить или остаться здесь. Только клятва заставила меня жить эти два с лишним года — клятва, — которую я дал 3 мая 1958 года. Я поклялся, что не успокоюсь до тех пор, пока не найду и не уничтожу того человека, который лишил меня жизни. И вот теперь я добился своего… Правда, мне противна мысль, что вы тоже останетесь здесь, но с другой стороны, в этом есть какая-то справедливость. И убийцы и их жертвы — все вместе.
— Вы сошли с ума! — прошептал Вайланд. — Вы сошли с ума! Что такое вы говорите!
— Помните тот переключатель, Вайланд, который я оставил на столе? Вы им еще поинтересовались, и я сказал, что он больше не понадобится? Он действительно больше не понадобится! Теперь не понадобится. Это был контрольный рычаг для сбрасывания балласта. Без него этот механизм не действует. А не сбросив балласт, мы никогда не сможем подняться на поверхность. Мы пришли к могиле, и здесь мы и останемся, Вайланд. Останемся навеки!
Пот ручьями стекал с наших лиц. Температура поднялась почти до 120° по Фаренгейту; воздух был влажен и почти удушлив. Наше хриплое дыхание было единственным звуком, нарушающим безмолвие внутри крошечного пространства на дне Мексиканского залива, замкнутого стальными стонами на глубине 480 футов.
— Это вы так подстроили… — Вайланд даже не шептал, а хрипел. Глаза его были как глаза безумца. — Умирать здесь… в этом… — Он замолчал и с диким видом стал оглядываться по сторонам, как крыса, которую загнали в угол и которая почуяла смерть.
— Другого выхода нет, Вайланд, — хмуро сказал я. — Может быть, только через входной люк. Хотите попробовать? На этой глубине давление снаружи около пятидесяти тонн. И если бы вам даже удалось открыть люк, вас все равно прижало бы к противоположной стенке и раздавило, как муху. Правда, умерли бы вы не сразу, но последние минуты ваши были бы минутами такой страшной агонии, которую ни один человек не может себе представить. Вы бы заметили, как ваши лицо и руки становятся сине-багровыми, потом бы начали лопаться я более крупные сосуды в легких, и вы…
— Перестаньте, перестаньте! — вскричал Вайланд. — Ради Бога, перестаньте!.. Выведите нас отсюда, Тэлбот! Выведите нас отсюда! Я дам вам все что угодно. Миллион! Два миллиона! Пять миллионов! Берите все, Тэлбот, все! — Его лицо и руки при этом дергались, как у безумного, глаза вылезали из орбит.
— Мне противно даже смотреть на вас! — бесстрастным голосом сказал я. — И я бы не поднял вас отсюда, Вайланд, даже если бы мог. Поэтому я и оставил на столе тот переключатель… Чтобы не поддаться искушению. Нам осталось жить пятнадцать-двадцать минут, если предсмертные муки можно назвать жизнью. — Я оторвал от своей куртки пуговицу и сунул ее а рот. — Я-то страдать не буду, я готовился к этому долгие месяцы. И это — не пуговица, Вайланд, а капсула с цианидом. Стоит перекусить ее — и смерть наступит мгновенно. Я даже не почувствую, что умираю.
Это совсем его доконало. Роняя слюну, бессвязно что-то бормоча, он бросился на меня, уж не знаю, с какой целью. Да он и сам, наверное, не знал. Но тем не менее я ожидал этого. Схватив лежавший под рукой гаечный ключ, я швырнул его в Вайланда еще до того, как он меня коснулся. Удар был пустяковый, но этого было достаточно. Вайланд отшатнулся, ударился головой о стенку и тяжело рухнул на пол.
Однако был еще Ройал. Он сидел, скорчившись на складном стуле. Его уже покинуло невозмутимое спокойствие сфинкса, он знал, что жить осталось считанные минуты, и теперь его лицо дергалось, выражая то чувство, которое не появлялось на нем в течение многих лет. Сейчас он сам видел перед собой то, на что он обрекал свои многочисленные жертвы, и когти страха все сильнее, глубже и глубже вонзались в него, проникая в самые потаенные уголки его ума. Он еще не поддался панике, как Вайланд, еще сохранил какую-то долю самообладания, но способность соображать и искать выход его тоже покинула. В эти критические минуты он мог ухватиться только за одну соломинку — за свой крошечный пистолет. Он и выхватил его, и прицелился в меня, но я понимал, что это лишь рефлекторный акт и что он все равно не осмелится выстрелить. Впервые в своей жизни Ройал столкнулся с проблемой, которую нельзя было решить простым спуском курка.
Читать дальше