Алистер Маклин - Страх открывает двери

Ройал был достаточно умен, чтобы понять, что сейчас валять дурака нечего. Он связал Вайланда куском провода, и, как только закончил и еще не выпрямился, я ударил его по уху рукояткой револьвера Ларри. Конечно, я поступил не по-джентльменски, но мне уже было не до этикета. Я настолько выбился из сил, борясь с волнами накатывающей боли, что хорошо понимал: я не смогу одновременно управлять батискафом и следить за Ройалом. Я даже сомневался, смогу ли я вообще довести батискаф до цели.

Но я довел его из последних сил. Помню еще, как отвернул крышку люка, как произнес, запинаясь и не своим голосом, в микрофон несколько слов и ощупью двинулся к выходу. Больше я ничего не помню. Говорят, что нас нашли всех троих без сознания на полу батискафа.

Я вышел из здания суда, спустился по ступенькам и сразу окунулся в спокойное синеющее море теплого октябрьского солнца. Ройалу только что вынесли смертный приговор, и все знали, что приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Как я и предсказывал, присяжные вынесли решение, не выходя из зала. Следствие продолжалось всего один день, и весь этот день Ройал сидел, словно высеченный из камня, уставившись неподвижными глазами в одну точку. Этой точкой был я. Его пустые мраморные глаза ничего не выражали, когда по просьбе обвинения была прослушана запись из батискафа, где Ройал, стоя на коленях, просил меня сохранить ему жизнь. Такое выражение в этих глазах было и тогда, когда огласили приговор. И несмотря на это, даже слепой мог бы прочесть, что таилось в их глубине. «Вечность — это очень долгий срок, Тэлбот! — говорили эти глаза. — Вечность бесконечна, но я буду ждать!»

Ну и пусть себе ждет? Вечность еще слишком далека от меня, чтобы я стал о ней беспокоиться. Вайланду приговор не был вынесен, ибо судить его было невозможно — поднимаясь из батискафа, Вайланд на сто семидесятой ступеньке просто разжал руки и откинулся назад. Падая в темное пространство кессона, он даже не вскрикнул.

Выйдя из зала суда, я прошел мимо генерала и его жены. Моя первая встреча с миссис Рутвен состоялась в первый же день, как меня выпустили из больницы, — то есть вчера. Она была очаровательна, добра и бесконечно благодарна. И они предлагали мне все — начиная от самого высокого поста на нефтяных предприятиях генерала и кончая денежным вознаграждением, которого хватило бы на полдюжины жизней, но я только улыбнулся в ответ и отказался от всех предложений. К сожалению, они ничего не могли мне дать — никакие деньги и власть, никакие высокие должности не могли мне вернуть моего прошлого, не могли мне купить то единственное, что было мне дорого в жизни.

Мэри Рутвен стояла на тротуаре рядом с отцовским песчано-бежевым «роллс-ройсом». На ней было простое белое платье, которое стоило не больше тысячи долларов, ее заплетенные, цвета спелой пшеницы волосы венцом лежали на голове, и никогда еще она не казалась мне такой прелестной. Позади нее стоял Кеннеди. Впервые я увидел его в темно-синем, безупречно сшитом смокинге, и, как всегда, одежда сидела на нем так, что ни в чем другом его невозможно было и представить. Дни его шоферской службы миновали. Генерал знал, сколь многим обязана ему семья Рутвенов, — и такой долг не оплатишь самой большой шоферской зарплатой. Я мысленно пожелал ему всяческого счастья — он был славный малый.

На последней ступеньке я задержался. С голубого и переливающегося всеми красками Мексиканского залива дул легкий ветерок, играя обрывками бумаги посреди улицы. Мэри увидела меня, мгновение колебалась, а потом подбежала ко мне. Глаза ее при этом потемнели, слегка затуманились… А может быть, мне это просто показалось. Она прошептала мне что-то, чего я не разобрал, и внезапно, осторожно, чтобы не повредить мою левую руку, которая была все еще перевязана, притянула к себе мою голову и поцеловала. В следующее мгновение она уже бежала обратно к машине, как человек, который не очень-то отчетливо видит дорогу. Кеннеди смотрел на нее, а потом перевел взгляд на меня. Наши глаза встретились. Лицо его было сосредоточенно и неподвижно. Я улыбнулся ему, он улыбнулся мне в ответ — славный малый.

Я направился по улице в сторону побережья и по пути заглянул в бар. Я не собирался и не хотел пить, но на пути моем внезапно подвернулся бар, и я зашел. Я заказал двойную порцию шотландского виски и выпил его — это был напрасный перевод прекрасного напитка.

Выйдя из бара, я направился к скамейке, стоящей на берегу. Не знаю, сколько времени я там просидел — час, а может быть, два. Солнце постепенно опускалось и вскоре повисло над самым горизонтом. Вода и небо окрасились в оранжевый цвет, зазолотились, и на этом пылающем фоне, возвышаясь над горизонтом, причудливо вырисовывался гротескно-угловатый силуэт нефтебазы Икс-13.