Кирилл Казанцев - Антикварщики

Пельмень назначил мне встречу в ресторане «Тополь» в центре города, клятвенно заверив, что хозяин придет. И вот я битый час сижу за столиком, слушаю оркестр, любуюсь на пляски ресторанного люда.

– По одной? – деловито осведомился Пельмень.

«Одна» была уже седьмой по счету. Графинчик с коньяком пустел, а Пельмень по закону сообщающихся сосудов, наоборот, набирался. Что за удовольствие поить и кормить его за счет налогоплательщиков? От государства ему может быть только один рацион – положенная по нормам пайка в зоне. А здесь, пожалуйста – коньяк, жульен, дичь. Ничего, Пельмень, я тебе каждый кусочек припомню. Настанет время.

– Я грю – по одной? – повторил Пельмень – его язык заплетался.

– А не перебор?

– Гы…

Он поднял рюмку и тут же опрокинул в свою глотку. Я понюхал коньяк и отставил рюмку.

«Стюардесса по имени Жанна», – наяривал оркестр и пела высоким голосом пышнотелая, в платье с блестками певица эту старую песню, которая по возрасту уже больше относится к фольклору, а не к эстраде.

– Сколько еще ждать? – спросил я.

– Гы… Не мандруй. Скоро.

За приставленными друг к другу соседними столиками справляла день рождения компания, состоящая из нескольких лиц мужского пола, как пишется в сводках, «кавказской народности» и нескольких лиц женского пола русской народности. Интернационализм крепился там на деле, сближение «народностей» приближалось к интиму, одна шаловливая рука ползла под юбку, другая скользила по груди.

– «Сулико» давай! – вдруг завопил седой полный юбиляр и, смяв в руке купюру, кинулся к оркестру.

«Сулико ты моя, Сулико», – привычно и профессионально затянул оркестр, выучивший за последние годы песни всех кавказских народов. В сознании музыкантов звуки этих народных мелодий крепко слились с мягким шуршанием купюр. В отличие от русских бандитов-халявщиков, драчунов и грубиянов «кавказ» за песни платит исправно.

Двое кавказцев вытащили своих девах и, пьяно покачиваясь, бросились в пляс. К ним присоединились двое бритозатылочных зеленопиджачников – сдались им в этом городишке светофорных цветов пиджаки, по Руси они давно из моды вышли.

Пельмень потянулся снова к графину, но я успел его убрать, и лапа схватила воздух. Он посмотрел удивленно на свою руку, в которой не различил сосуда с волшебной влагой.

– Передохни чуток, – посоветовал я.

На «танцплощадке» бритоголовый и грузин не вписались в повороты, столкнулись и начали таскать друг друга: один за лацканы зеленого, а другой – белого пиджака. Что же за кабак без драки?

– Ты, чернота, – слышались обрывки интеллигентной беседы.

– Ты, щенок!

В Москве могло бы хватить для начала хорошей разборки, если бы поцапались представители преступных группировок. Половина вооруженных конфликтов начинается вот так, по дури, в кабацком раже. Пошли бы «стрелки», взрывы машин, предъявление счетов. Провинциальные нравы поспокойнее, обстановка не располагает. Появились два милиционера и растащили драчунов в стороны. Мир был восстановлен.

«По аэродрому, по аэродрому», – завела певица…

Я начал скучающе рассматривать зал. В основном он был наполнен молоденькими мальчиками и девочками, большей частью приезжими. Они нашли себя в спекулянтском безумном бедламе, именуемом рыночной экономикой, в то время как старшее поколение оказалось почти полностью выкинутым на обочину и ввергнутым в нищету. Через стол от меня сидел пацаненок лет двенадцати, с необычайно выразительными миндалевидными глазами. Днем я видел его на паперти, где он, смотря жалобно на прохожих, просил милостыню. Редкое сердце не дрогнет от такого пронзительного детского взгляда. Талант, ничего не скажешь. Официант сказал, что пацаненок обедает в ресторане каждый день, а иногда заглядывает и на ужин – средства позволяют.

В дальнем углу расположился за столиком человек в темных очках. Наверное, как и Наташе, неудобно их снимать. Хотя, не похож на тех, кому наставляют фингалы, – в строгом костюме, с усами. По правую руку девушка лет двадцати. Оба умеют держать нож и вилку, манерам обученные.

Где же босс Пельменя? На такие встречи не опаздывают. А может, он уже здесь? Я изучил каждого сидящего в зале. И не остановился ни на ком.

– Первач армянский, – Пельмень все же дотянулся до графина. – Уваж-жаю.

– Где хозяин?

– Гы, – мутным взглядом Пельмень окинул меня, потом зал. – А че, нема?.. Нетути. Паханчик мой дорогой, где же ты? Ау.

– Издеваешься, дешевка?