Михаил Гребенюк - Дважды разыскиваемые

Каримов подошел к окну и, распахнув створки, подставил лицо рвущемуся в кабинет теплому ветру.

«Загадка за загадкой… Загадка за загадкой… Кто же все-таки так старательно очерчивает круг вокруг дела о «таксистах»? Очевидно, на этот вопрос не ответишь, пока не возвратится из Москвы Воронов. Теперь можно с уверенностью сказать, почему Бойко охладел к этому делу. Он так же, как и Сорокин, докопался, что Бобров-младший замешан в грабежах. Потом пришли в действие скрытые пружины. Бобров-старший, естественно, не стал ждать милиционера с ордером на арест сына…»

Каримов вышел из кабинета, сказал секретарю, сидевшей за машинкой:

- Пригласите, пожалуйста, лейтенанта Сорокина.

Сорокин появился минут через десять. Он прошел к столу и посмотрел вопросительно на подполковника.

- Рассказывайте!-потребовал Каримов.

Сорокин решил, что начальник отдела интересуется «таксистами», поэтому подробно изложил ход дела.

Каримов выслушал лейтенанта, не отходя от окна, закрыл створки и неторопливо вернулся к столу.

- Все?

- Да.

- Вы ничего не упустили?

- Нет.

- Возможно, что-нибудь упустили?

Сорокин наконец понял, что Каримова интересуют не «таксисты». Он помолчал немного, пытаясь угадать, что волновало начальника отдела, потом сам задал вопрос:

- Вас что-то тревожит?

- Не догадываетесь? Вы были вчера у Бобровых?

- Был.

- Кого видели?

- Евгения Константиновича, Надежду Михайловну, Клару…

- Вот и расскажите: что случилось?- сдвинул брови Каримов.- Впрочем, если у вас не хватит мужества, то я могу сообщить вам, что случилось. Вы избили Надежду Михайловну.

- Кого-кого? Надежду Михайловну? Я не совсем понимаю вас, товарищ подполковник.

- Я тоже многого не понимаю, однако хочу понять… Садись!- внезапно потеплел голос Каримова.

- Спасибо.

Сорокин сел, снова остановил на Каримове вопросительный взгляд.

- Вспомни все, что было вчера у Бобровых. Только, пожалуйста, не скрывай того, о чем нельзя рассказывать… ну, начальству, например.

- Я ничего никогда не скрываю.

Сорокин потер пальцами нахмуренный лоб, потом медленно заговорил, боясь пропустить то, что могло, по его мнению, интересовать начальника отдела. Правда, он умолчал о том, что Клара ударила его, когда рядом были незнакомые люди. Собственно, это не имело никакого отношения к делу.

- Все?

- Да. Что же все-таки случилось?

- На тебя поступила жалоба.

- От кого?

- Не догадываешься?

- Наверное, догадываюсь… В чем же он обвиняет меня?

- В нарушении социалистической законности.

- Вы не шутите?

- Мне сейчас не до шуток, Коля…- у Каримова дрогнул голос.

- Я нарушил социалистическую законность, значит, должен ответить,- невесело усмехнулся Сорокин.- Пожалуйста, не беспокойтесь, Азиз Мурадович. Я постою за себя.

- Не сомневаюсь, Коля… Есть еще одно, что меня очень тревожит… История с капитаном Бойко…

- Похоже, следы опять ведут к Бобровым. Я вот что думаю. Возможно, Бойко любил Милу? Вообще-то я не верю в это предположение. Он женат, у него хорошая семья… Все-таки есть что-то странное и непонятное в его поступках и даже в поступках Милы…

- Ну-ну, выясняй, дознавайся. В первую очередь подготовь документы па «таксистов». Я сам поеду к прокурору. Возьму санкцию на арест твоих подопечных.

- Разрешите идти, товарищ подполковник?

- Желаю успеха.

Оставшись один, Каримов еще раз проанализировал сложившуюся обстановку. Во-первых, решил он, следует по-звонить Воронову. Во-вторых, нужно создать комиссию для проверки заявления Зельцмана и Куракиной. В-третьих, комиссия должна немедленно приступить к работе.

Москва встретила Бойко напряженным трудовым ритмом, общей радостной возбужденностью. Он сразу окунулся в этот кипучий поток. Все, что недавно занимало и волновало его, отошло на второй план. Однако вскоре в восторженную мелодию новизны стала вкрадываться тревожная нота. «Почему я здесь? Имею ли я право на эту радость?»

Бойко приступил к стажировке в Московском уголовном розыске, занялся тем, ради чего был командирован в столицу. Между тем, убежденности в справедливости такого назначения у него не было. Ему, пожалуй, полагалось бы пройти курс выучки у муровцев - он это заслужил. К сожалению, командировка выглядела как отстранение от оперативного дела, как преднамеренная изоляция «владеющего тайной» человека.

Здесь, вдали от родного города, Бойко это ясно понял. «За молчание мне заплатили командировкой, повышением по службе… Что может быть унизительнее для офицера милиции! Со мной поступили, как с пешкой. Переставили, не спросив моего желания, даже не поинтересовавшись, есть ли оно у меня…»