Алексадр Хан-Рязанский - Я связал себе жизнь, суровыми неласковыми нитками…

– Что, так было жутко сидеть в сталинских лагерях?

– Пацан вчерашний, там, где ты отбывал свой срок был рай небесный. И не смей говорить, что ты сидел —забудь это слово навсегда! Ты не сидел – ты был на курорте!

– Ну зачем, я с уверенностью могу сказать, что там тоже было несладко.

– Да?.. А много ли сидельцев, в ваших, так называемых пионерских "чалках", прости Господи мою душу грешную, вышли по звонку с инвалидностью, с наспех отрезанными, обыкновенной пилой обмороженными конечностями, с окончательно подорванным здоровьем? Много?

– Ну в зонах всегда присутствовало членовредительство. Инвалиду в зоне легче существовать, там тебе и белая пайка с сливочным маслом, и молоко, и дополнительная посылка от родственников.

– Да чтобы я так припеваючи отбарабанила свою десятку! Аминь! Господи, дай мне силы все это забыть! Знаешь, дело не в хорошей жратве, хотя в сталинских лагерях, она имела очень большое значение, но только в среде тебе подобных уголовников, воров, бандитов и сученных. Они знали за что сидели, а мы нет! Значительно хуже отсидеть весь свой немалый срок и выйти законченным шизофреником, с серьёзно нарушенной психикой удалось немногим. Полностью разочаровавшись в справедливости, и целиком без остатка, навсегда, похоронив веру в закон и отсутствие защиты от лжи и унижения, они, выйдя на свободу, ещё долго оглядывались и вздрагивали от любого стука в дверь и как следствие, долго не жили. Ты это видел, по моему настороженному поведению, по обилию оружия в доме, лучше скорая смерть, чем испытать этот ужас ещё раз. Это тебе знакомо?

– Ну, такие случаи были, но их было очень мало.

– То-то же…пацан, штаны мне твои по колено, уймись и слушай дальше.

– Я не хочу перечислять сейчас всех тех, кто пострадал от этих репрессий, но список огромен, в нем академики с мировым именем, профессора, преподаватели. Я назову только несколько имён, но список можно продолжать до бесконечности: Болдырев, кристаллограф, минералог, доктор наук, профессор, член Французского и Всесоюзного минералогических обществ, Григорьев геолог, профессор, академик АН СССР, директор ИГН АН СССР, Котульский, доктор наук, профессор, член Геолкома и Сибгеолкома, исследователь полиметаллических, золоторудных, медно-никелевых и других месторождений СССР. И много-много других выдающихся имён. После поголовной реабилитации в 1955 году, геолог вдруг, превратился в культовую романтическую фигуру. После смерти Сталина, представители нашей профессии все чаще стали появляться на публике, раньше это было невозможно, начали снимать о нас фильмы, слагать песни и писать книги о том, как представители нашей героической профессии борются с непредсказуемой природой и преодолевают нечеловеческие трудности. Помнишь в середине шестидесятых из всех углов звучало: «Держись геолог, крепись геолог, ты ветра и солнца брат!» Подтяни свои штанишки и собери свою задницу в кулак, эти трудности будут ждать и тебя мой юный друг. Готов ли ты на ежедневный подвиг покорителей дремучей тайги, безлесой тундры, или к встрече с опасными непроходимыми горами, с бурлящими на порогах реками, с убийственно ледяной водой?

– На здоровье пока не жалуюсь! Справлюсь!

– Сила есть, ума не надо… сказал носорог и ринулся в лобовую на поезд! Твоё богатырское здоровье тебе там не сильно поможет. Непроходимая тайга, крутые сопки, холод, глубокие реки с ледяной водой, алчное непуганое зверьё, все это тебя будет ждать в тех суровых местах. Чикоконский хребет, Чикойский речной бассейн, на востоке Южно-Даурский, Дарасунский, Могочинский, эти рудные районы, до сих пор, собирают свою смертельную жатву – обглоданные кости геологов встречаются там повсеместно.

– Я думаю, что справлюсь.

– И вот ещё, что, не смей туда отправляться один, тебе нужна команда, состоящая из надёжных людей, умеющих держать язык за зубами, специальное снаряжение, гидрокостюмы, оружие, деньги и продовольствие.

– Тётя Шура, у меня принцип, работать только в одиночку.

– Слушай ты, малолетка безмозглый, ты отправляешься не на очередной воровской подлом, ты оправляешься в новое и опасное для тебя мероприятие, где взаимная выручка и надёжность ценится больше всего. Один ты сгинешь на реке в первые же десять километров пути. Один ты на этой сумасшедшей реке не выгребешь ни на какой лодке. И, как результат, если не будет никого рядом, кому придётся сообщить твоей безутешном матери о твоей бестолковой кончине, Ты понял меня, сосунок? И уже совсем по уркагански закончила, – ты в натуре упоротый ханурик, забодай меня комар! Нужны, как минимум, три человека с хорошей физической подготовкой. И не бери курящих, в тайге дым табака разносится на многие сотни метров. Это настораживает и людей, и зверье.