Аркадий Адамов - Угол белой стены

- Ну, сел я к нему, велел ехать,- глухо, как-то безжизненно начал Чуприн, опустив голову.- Приехали на Цветочную. Он мне предложил купить. А у меня ни гроша. Вот я и приложил его ножом. Ну, чего еще?

Он устало и безнадежно посмотрел на Сергея. Желтое лицо его подергивалось, губы дрожали, в уголках их запеклась слюна.

- Где ты сел к Гусеву, в каком месте?

- В каком?… Не помню я…

- Постарайся вспомнить. Ведь там тебя видел Сайыпов.

- А-а… Ну да…- кивнул Чуприн.- Теперь, помню. У этого самого, у Шпилъковского переулка; Ну да…

- Как туда попал?

- Как?… Не помню.

- Вспомни. Постарайся.

- Говорю, не помню,- с внезапным раздражением ответил Чуприн.- И все.

- Ладно. О чем вы с Гусевым по дороге разговаривали, помнишь?

- Ни о чем не разговаривали. Он баранку крутил… А я вперед смотрел.- Чуприн вдруг усмехнулся: - Девочка у него там изображена классная. И не наша.

Сергей насторожился. В первый момент он даже не понял почему. Может быть, потому, что Чуприн наконец самостоятельно что-то вспомнил, хоть какую-то деталь, которую ему не могли подсказать.

- Когда он тебе предложил купить гашиш, по дороге или когда приехали? - спросил Сергей.

- Не помню,- ответил Чуприн и потер лоб.- Память у меня никуда стала.

- Так. Ну ладно. А нож потом куда дел?

- Нож? Зашвырнул. В кусты около дома. Куда ж еще?

«Помнит,- подумал Сергей.- Кое-что он все-таки помнит. Но только…»

Его все больше охватывала какая-то непонятная тревога. Рассказ Чуприна почему-то перестал вызывать доверие. Хотя все как будто сходится, все так и должно было произойти. И Вальков докладывал именно так.

- Вспомни-ка, Леонид, что ты делал в тот день около аэропорта? - спросил Сергей.- Зачем туда ездил?

- Я-то? - неуверенно переспросил Чуприн и снова потер лоб.- Не был я там вроде…

- Тебя там тоже видели.

- Не был я там, и все.

- Ладно, допустим, А в закусочной около вокзала был утром?

- Не помню,- хмурясь, ответил Чуприн. - Ничего я больше не помню. Понятно? Ничего!…

Он вдруг дернулся, и в помутневших его глазах снова блеснуло лихорадочное возбуждение.

- Чего еще надо?! - крикнул он, подавшись вперед.- Чего надо?! Говорю, убил! И все!… Ох, мне бы скорее только… скорее…

Он в который раз уже потер грудь, словно пекло его там, жгло что-то.

- Тебе лечиться надо, Леонид,- тихо сказал Сергей.- Тебя мать ждет…

Он не мог понять, почему он вдруг это сказал. Мать? А сколько людей ждало Гусева, убитого этим парнем; Ведь убийца же сидит перед ним. Не лечить его надо, а…

- Мать? - криво усмехнулся Чуприн.- Нужен я ей, матери. Отмучилась она со мной… Все… отмучилась… - И я тоже…

- Ну ладно,- решительно сказал Сергей.- Хватит на первый раз.

Он вызвал конвой.

Когда Чуприна увели, Сергей устало потянулся в кресле, потом встал, прошелся по кабинету, задержался на миг у окна.

Тревожное ощущение, возникшее, где-то в середине допроса Чуприна, не покидало его. Что-то было не так на этом допросе, что-то не так. Что же именно? Да, Чуприн многое не помнит или не хочет вспомнить. На вот как он оказался в Шпильковском переулке, это он помнил и, испугавшись, не захотел сказать. Испугался! В этом Сергей убежден. Но сейчас не это главное. Сейчас главное то, что вдруг вспомнил Чуприн и о чем сказал. Это не могло вызвать у него опасений. Он сказал, что Гусев крутил баранку, а он сидел и смотрел вперед и заметил, кстати, фотографию какой-то «не нашей» девчонки, «там у него», сказал он. Но это означает…

Сергей вдруг почувствовал, как маленькая, едва заметная трещинка возникла в убедительной, стройной, подкрепленной несокрушимыми уликами версии. Валькова. Едва заметная, совсем крошечная трещинка.

…В тот же день под вечер Сергей вместе с Ибадовым поехали на Цветочную улицу.

По дороге Мурат показывал Сергею новые проспекты, здания, бесконечные кварталы жилых домов, показывал с гордостью и радостью за свой город, за его людей, за дружбу, которая помогла в такой короткий срок залечить раны страшного землетрясения, сделать Ташкент еще красивее. И Сергей искренне восхищался и этими зданиями, и широкими, прямыми проспектами.

Потом они ехали по тихим тенистым улицам, где за деревьями и арыками стояли уютные небольшие домики с занавесками на окнах и телевизионными антеннами, со скамейками у высоких глухих ворот. Проезжали они и узкими, изломанными улицами старого города, вдоль, которых тянулись бесконечные глухие глиняные дувалы, пыльные, местами полуразвалившиеся. И Мурат объяснял, что в старину улицы нарочно строили с такими резкими поворотами, чтобы легче было обороняться от напавших врагов.