Аркадий Адамов - Угол белой стены

- Не знаю, кто там чего глазами указывал,- упрямо и раздраженно ответил Семенов.

- Ладно. Кончим тогда этот разговор, - сухо сказал Лобанов.- Я только повторю то, что сказал вам вчера. Этот самый Борисов, как он себя вам назвал, опасный преступник. И мы его найдем. Во что бы то ни стало найдем. С вашей помощью или нет, все равно. Только вам, Семенов, это не все равно. Если вы хотите надеяться хоть на какое-то снисхождение… Потому что вас будут судить, Семенов. Вы тоже преступник, хотя и помельче. Отраву, которую вы пытались продать через Сеньку, купили двое мальчишек. Мы их спасли. Вы тут кричали, что хотите жить, хотите выздороветь. А я вам ответил, что мы хотим, чтобы никогда и никому не попадала в руки та отрава, чтобы жили и были здоровыми те мальчишки, которых вы чуть не отравили. Вот за что будут судить и вас, и того Борисова, и Ивана…

Тут вдруг Лобанов заметил, что Семёнов неожиданно вздрогнул, снов задергалась кожица около глаз, а худые пальцы торопливо и ненужно натянули халат на впалую грудь. «Ну, голубчик, - подумал Саша с ожесточением,- можешь больше ничего не говорить. Кажется, я уже догадался». И он тем же тоном закончил:

- Да, судить. И вы, кстати, тоже вчера кричали: «Судить! Всех судить!» Помните? Вы, наверно, не хотите, чтобы вас судили одного?

- Правильно, правильно,- забормотал Семенов, не поднимая головы.- Всех судить… Я меньше их виноват… Я почти ничего такого и не сделал… И вообще я их не знаю… И. не желаю знать…

Лобанов, помедлив, спросил:

- Петр Данилович, почему вы боитесь назвать Ивана?

Семенов бросил на него затравленный взгляд:

- Я… я не боюсь… Я просто… не знаю, что отвечать… У меня голова кругом идет. Никогда еще не попадал в такое положение…

- Верю. И я вам скажу, что отвечать. Это вам сейчас посоветовал бы и любой добросовестный адвокат: отвечайте правду, только правду. Это для вас сейчас самое выгодное.

- Правда?…- нервно переспросил Семенов.- Ну пожалуйста! Пожалуйста! Я видел Ивана! Там, на вокзале, в толпе. Он мне указал того парня. Глазами указал, правильно! И все. Исчез. Больше я его не видел, клянусь вам!

Семенов тыльной стороной ладони вытер испарину со лба и откинулся на спинку стула.

- «Когда Иван был у вас последний раз, он не говорил, есть у него в городе еще знакомые?

- Нет, не говорил.

- Где они тогда собирались ночевать?

- В гостинице, насколько я помню.

«Да, так оно и было»,- подумал Лобанов.

- А в первый свой приезд где он ночевал?

- У меня. Он тогда ничего не привез.

- Договаривался?

- Вот именно. Это… это, я вам скажу, страшный человек… Он может на все пойти… Ему человека убить, что плюнуть. Да, да…

Семенова всего трясло от страха, он расширенными глазами смотрел на Лобанова и никак не мог запахнуть халат дрожащими руками, пальцы не слушались его.

«Какая же ты мразь»,- брезгливо подумал Лобанов.

- Вам уже нечего его бояться,- сказал он.

Разговор был окончен. Больше Семенов ничего не мог сообщить, даже если бы хотел. Так, по крайней мере показалось Лобанову, ибо, сам не замечая этого, он торопился, слишком торопился, и под конец этого трудного разговора думал уже совсем о другом.

Семенов, еле волоча Шлепанцы и придерживая худой рукой расходившиеся полы халата, вышел из комнаты. А спустя минуту вслед за ним вышел в коридор и Лобанов. «Надо все-таки ее повидать»,- в который уже раз подумал он.

И сразу увидел Волошину. Она стояла невдалеке, около окна, и разговаривала с низеньким, полным человеком в очках и белом халате, из кармана которого высовывались резиновые трубочки стетоскопа.

Лобанов нерешительно двинулся в их сторону.

- Здравствуйте, Наталья Михайловна,- подходя, произнес он.

Волошина с улыбкой кивнула ему:

- Здравствуйте. Я сейчас освобожусь, одну минуточку.

- Ну, я пойду, коллега,- сказал человек в очках.- Мне надо еще проконсультировать у хирургов. А вы,- он поднял пухлый розовый палец,- обратите внимание на его кардиограмму. Она мне решительно не нравится. Полагаю, Евгений Васильевич напрасно самоуспокаивается.

- Конечно, Семен Яковлевич. Мне она тоже не нравится.

- Прекрасно. Мы будем с вами союзники,- галантно поклонился толстяк.- Это меня успокаивает.

«Чего он выламывается?» - неприязненно подумал Лобанов и тут же устыдился своих мыслей. «Только не будь уж окончательным болваном»,- сказал он себе.

- Вы мне хотели что-то сказать? - спросила Волошина, когда ее собеседник удалился.

- Я… Я много хотел вам сказать,- неожиданно для самого себя сказал Лобанов.