Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 1. Ворожба. Белая горячка. В очарованном лесу. Пёс.

Кем бы ты ни был, читатель, сжалься, позволь мне минутный отдых на нескончаемом крестном пути. Позволь вновь пережить те торжественные минуты, когда я повторил перед руинами нашего родового храма свою страшную клятву. В ответ на мои уверенья судьба тогда еще молчала, она колебалась, но вот весы ее качнулись, и я отброшен в преисподнюю. Чем согрешил я, Господи? Чем согрешил? Тем ли, что предложил барону немыслимое возмещение? Тем ли, что не оставил Эрбо в покое? Тем ли, что не изгнал из сердца ненависть, привитую матушкой? Неужели Клер должна была неизбежно заплатить вместе со мною своей жизнью?

«Я ничего не знаю. Мою душу окутал мрак. В моем сердце ночь. Что же, Господь Ревнитель, остался последний шаг! Пистолет так тяжел, помоги мне поднять его. Настал черед и моей крови пролиться. Наконец я смогу соединиться с любимой и уснуть рядом с ней сном Тристана!»

Я возвратился на постоялый двор обессилевшим, лицо и руки мои были исцарапаны терновником, сердце исполнено ярости и любви. Увы, я уже любил эту девушку — едва различимый силуэт на галерее — и ненавидел свою любовь. Долго я сидел, облокотившись о подоконник, смотрел на восходящую в небе луну, слушал перекликающийся лай деревенских собак.

Наконец я лег и забылся сном, то и дело прерываемым кошмарами. Однако это была моя последняя мирная ночь.

На следующее утро я нанес визит мэтру Меньяну, желая, чтобы он приготовил все бумаги на тот случай, если барон Эрбо ответит согласием на мое письмо. Дела мои были крайне запутаны, и мне стоило немалого труда следить за разъяснениями добрейшего нотариуса. Мне явно недоставало сметки и здравого смысла, которым дед и отец были обязаны немалым состоянием, скопленным всего за несколько десятилетий. Мимоходом замечу, что от них я унаследовал лишь благородную осанку, приятную внешность да еще страсть к верховой езде. Матушка, напротив, передала мне склонность к мистике и меланхолическую натуру, в силу чего я был неспособен с должным рвением заниматься собственными денежными делами. Из разговора с нотариусом я понял одно: ему непросто будет собрать обещанную мной сумму за сутки. Мне пришлось подписать великое множество бумаг, после чего мы договорились свидеться завтра.

Солнце клонилось к западу, и мне захотелось объехать верхом наши окрестности. Найти приличную лошадь в Мюзийяке нетрудно. Мой выбор пал на горячую полукровку, и через минуту я уже несся галопом через ланды. Безудержная скачка пьянит, и я весь отдался этому опьянению. Душистый ветер с лугов растрепал мои волосы, грудь наполнили запахи чабреца, утесника и майорана, кровь пенилась в жилах, как молодое вино. Но постепенно я стал придерживать лошадь, утомившись избытком нежданного счастья, и тогда у меня перед глазами вновь возникла девушка с розой, словно луна, взошедшая над бурным, смятенным морем. Мой скакун перешел на шаг, я отпустил поводья и погрузился в смутные мечты, способные придать оттенок неизъяснимого очарования даже самым тяжким горестям. Полюбить незнакомку, невидимку без лица? Нет, нет, она — всего лишь виденье, тень, сон, светлый призрак, склубившийся из сумрака тумана над прудом. Но тщетно изгонял я возникающий в сознании фантом. Напрасно изощрялся, стараясь всячески очернить дочь мужлана, взлетевшего на волне заговора. Сердце призывало ее, губы шептали ее имя. Мои чувства восстали против голоса чести, они пылали столь неистово, что у меня темнело в глазах, и я, будто безумец, повторял: «Клер! Клер!» Казалось, весь мир вторил мне — пением птиц, шумом ветра, журчаньем ручья: «Клер! Клер!..» Я был самым несчастным и самым счастливым из смертных.

Я не заметил, как лошадь свернула в сторону, и несказанно удивился, очутившись на дороге, ведущей к замку. В замке нет ворот со стороны деревни, он отгородился от нее обширнейшим парком, а дальше вокруг него виднеются только пустынные ланды. Чтобы выехать к главной аллее, пришлось бы проделать немалый путь. Пока я раздумывал, стоит ли ехать дальше, рискуя столкнуться с тем, кому еще так недавно я желал смерти, позади меня послышался стук колес экипажа. Теперь об отступлении нечего было и думать. Я мог лишь взять левее и спрятаться среди деревьев начинающегося парка. Едва я достиг своего укрытия, как на дороге показалась карета. Я не ошибся: это было ландо из замка. Кучер погонял лошадь окриками и кнутом, так что старый экипаж подбрасывало на рытвинах, как утлое суденышко на волнах. Если кучер не повредился в уме, то что за нужда в этой безумной скачке? Не успел я задаться этим вопросом, как случилось то, чего я больше всего боялся: послышался оглушительный треск, и коляска угрожающе накренилась. Антуан едва справился со взмыленной лошадью. Вонзив шпоры в бока моего коня, я поспешил ему на помощь и как раз успел преградить дорогу испуганному животному, в то время как растяпа Антуан ловил его под уздцы и пытался успокоить. Хлопнула дверца. Я обернулся. Боже! Какими словами смогу я передать мои чувства? Я застыл, растерянный и оробелый. Я смотрел во все глаза и не мог наглядеться. Кроме этой девушки, все еще сжимавшей ручку дверцы, для меня не было ничего на свете. Изумленная ничуть не меньше моего, она устремила на меня взгляд затравленной лани. В ее глазах я прочитал такой ужас, что вмиг совладал с собой. Я немедленно спешился, учтиво поклонился ей и назвал свое имя. Но, обращаясь к ней, с какой жадностью ловил я малейшие черты, дабы запечатлеть в памяти ее образ! Я и теперь, хотя все происшедшее сломило меня, ясно вижу собранные в высокую прическу золотистые волосы, робкую полуулыбку, удивительную синеву глаз, крошечную ручку, вцепившуюся в дверцу кареты — лик испуганной девы Марии… Она отвечала мне чуть дрожащим голоском. Да, я не ошибся. Это была Клер. Клер! Дочь барона Эрбо!