Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 2. Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз

— Вы можете мне довериться. Я способен такое понять… Какое-нибудь горе… разочарование…

— Нет, это не то, что вы думаете, — вымолвила она.

И вновь стала незнакомкой из театра, женщиной с веером, другой Мадлен — той, что стояла вчера в неподвижности подле заброшенной могилы…

— Мне и в самом деле вдруг захотелось броситься в воду, — продолжала она, — но, клянусь вам, я сама не знаю почему.

— А как же письмо?

Она покраснела.

— Письмо было к мужу. Но то, что я пыталась ему объяснить, настолько необычно, что я предпочла…

Она повернулась к Флавьеру и положила ему на руку свою ладонь.

— Верите ли вы, что можно прожить еще раз?.. Я хочу сказать: после смерти возродиться в ком-нибудь другом… Вот видите! Вы не находите что ответить… Вы принимаете меня за помешанную…

— Но послушайте…

— Но я не сошла с ума, нет… И вместе с тем мне кажется, что мое прошлое простирается очень далеко… За моими детскими воспоминаниями стоит что-то другое — будто иная жизнь, прожитая когда-то, властно напоминает о себе… Не знаю, зачем я вам все это рассказываю…

— Продолжайте, — взмолился Флавьер. — Продолжайте!

— Мысленно я вижу предметы, которых никогда раньше не видела… и лица, массу чужих, но почему-то знакомых лиц, которые, я уверена, существуют только в моей памяти. И временами у меня бывает ощущение, что я очень, очень стара.

Флавьер слушал ее грудное контральто, боясь шелохнуться.

— Должно быть, я больна… Хотя, будь это болезнь, образы не были бы столь яркими. Они были бы беспорядочны, бессвязны…

— Скажите: там, на берегу, вы поддались безотчетному порыву или повиновались обдуманному решению?

— Скорее второе… но я не могу толком во всем этом разобраться… Я чувствую, что все дальше ухожу от самой себя, что моя настоящая жизнь где-то там, далеко позади… и зачем тогда жить дальше? Для вас, как и для всех остальных, смерть — противоположность жизни… А для меня…

— Не говорите так, прошу вас, — сказал Флавьер. — Подумайте о муже.

— Бедный Поль! Если б он знал!

— Он-то как раз и не должен ничего узнать. Все это останется нашей с вами тайной.

Флавьер не смог удержаться, чтобы не придать своему голосу оттенок нежности, и она вдруг улыбнулась ему с неожиданной теплотой.

— Профессиональной тайной, — уточнила она. — Теперь я спокойна… Мне крупно повезло, что вы оказались рядом.

— Да, действительно… Мне нужно было повидать одного подрядчика — его стройплощадка находится чуть дальше, — и не будь погода так хороша, я непременно поехал бы на машине.

— А я была бы уже мертва, — прошептала она.

Такси остановилось.

— Приехали, — объявил Флавьер. — Надеюсь, вы извините меня за беспорядок в квартире. Я холост и к тому же весь в делах.

В подъезде никого не было. На лестнице тоже. Флавьер почувствовал бы себя весьма неловко, если бы кто-нибудь из жильцов узрел его в подобном одеянии. Открывая дверь и впуская Мадлен, он услышал, как зазвонил телефон.

— Это, наверно, клиент. Садитесь. Я на одну минуту.

Он поспешил в кабинет.

— Алло!

Это был Жевинь.

— Я тебе уже дважды звонил, — сказал он. — Мне вдруг вспомнилось кое-что по поводу самоубийства Полины… Она бросилась в воду… Не вижу, правда, чем этот факт может оказаться тебе полезным, но я решил, что нелишне будет сообщить тебе об этом — так, на всякий случай… Ну а ты что скажешь?

— После, — ответил Флавьер. — Сейчас я не один.

Флавьер бросил тоскливый взгляд на календарь. Шестое мая… Три встречи: два дела о наследстве и развод. Он сыт по горло своим идиотским ремеслом. И никакой возможности опустить железные шторы и повесить табличку: «Закрыто по случаю мобилизации», или: «по случаю кончины», или еще черт знает по какому случаю… Телефон будет трезвонить целый день без умолку. Клиент из Орлеана опять будет просить его приехать. Ему придется быть любезным, делать пометки. К концу дня Жевинь пригласит его или зайдет сам. Дотошный он, этот Жевинь. Ему выкладывай все до мельчайшей подробности… Флавьер уселся за стол, открыл «Дело Жевиня».

27 апреля: прогулка в Булонский лес. 28 апреля: вторую половину дня провели в «Парамаунте». 29 апреля: Рамбуйе и долина Шеврез. 30 апреля: Мариньян. Чай на террасе Галери Лафайет. Стало дурно от пустоты под ногами. Был вынужден спуститься. Она долго смеялась. 1 мая: прогулка в Версаль. Она хорошо водит машину. Однако «симка» что-то капризничает. 2 мая: лес Фонтенбло. 3 мая я ее не видел. 4 мая: вылазка в Люксембургский сад. 5 мая: долгая прогулка в Бос. Вдали виднелся Шартрский собор…