Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 2. Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз

— Чего вы опасаетесь?

— Конкретно — не знаю. Но я бы посоветовал постоянно за ним присматривать… Особенно когда он окрепнет и будет отлучаться из дома. Стоит обратиться к психиатру. Специалисты без труда выявят причину его беспокойства… На мой взгляд, некогда ваш сын, очевидно, испытал большое потрясение; он, несомненно, увидел что-то такое, что повергло его в ужас. Отсюда все и началось.

— Ну уж это слишком, — буркнул Вобрэ. — К тому же мысли о дурном глазе появились недавно… Нет, доктор. Скажите лучше, что Реми меня не любит и никогда не любил и готов при малейшей возможности отравить мне жизнь. Он знает, что у меня сейчас масса проблем, и, представьте себе, вот уже неделю нарочно терзает меня… Как будто не ясно, что я не соглашусь с этим его нелепым решением уехать…

— Но не исключено, что именно оно и есть лучшее. Извините за откровенность, но вашему сыну вредно находиться в этом доме. Ему здесь слишком многое напоминает о прошлом, что, судя по всему, мучительно для него. Я почти уверен, что он избавится от этих комплексов, если полностью, разом переменит свою жизнь. И при условии, что он отправится не один — да-да, непременно… А что, его гувернантка, мадемуазель Луан: не могла бы она сопровождать?..

— Никоим образом, — сухо отрезал Вобрэ.

Врач отворил дверь холла.

— Так или иначе, что-то решать вам придется, — заключил он. — Нельзя же оставить его в таком состоянии. Положим, сын мучает вас, но не забывайте: он сам мучается. У меня сложилось впечатление, что мы наблюдаем типичный случай. Еще полгода назад я не был бы столь категоричен; однако, как показал процесс выздоровления, и сам паралич, и все прочие хвори, и даже расстройство памяти имеют психическое происхождение. Это очевидно! А потому, коль скоро вы не желаете его отпустить, последуйте моему совету. Всего несколько сеансов — и он откроет психоаналитику то, что подавил в себе. То есть правду! Понимаете? Ничего такого в этом нет. Молодой человек вправе узнать истину…

Врач ушел; Вобрэ медленно закрыл за ним дверь, затем вытер ладони платком из нагрудного кармана. Истину! Легко сказать… Он направился по коридору в свой кабинет, окинув рассеянным взглядом ряды книг, заваленный папками рабочий стол. В ушах все еще звучали слова врача: «Всего несколько сеансов — и он откроет психоаналитику»… Всего несколько сеансов!.. Столько лет бороться — и вот к чему прийти. Он упал в кресло, отодвинул в сторону разноцветную гору папок. Чего ради работать дальше, если нечем больше защищаться? Потеря брата ускорила крах. А теперь еще Реми… Вобрэ выдвинул ящик. Под пачкой писем, блокнотов, старых конвертов, которые он хранил из-за редких штемпелей, он нащупал рукоятку пистолета. В крайнем случае можно и… Нет! Даже этого, последнего, средства ему не дано. Если он уйдет из жизни, то мальчик уверует в безотказное действие своей силы. И тогда ему вовек не исцелиться.

Вобрэ потер ладонями глаза. Он и сам не знал, чего хочет. Желает ли он, чтобы Реми избавился от призраков прошлого? Но если к сыну возвратится память, то останется лишь один выход: застрелиться… Как ни крути, положение безвыходное: Реми пропал.

В дверь постучали. Вобрэ задвинул ящик.

— Войдите!.. Клементина? Что вам нужно? Я занят.

Старуха засеменила к письменному столу. Как она похожа на злую колдунью, которая изготовилась совершить свое черное дело! Подбородок ее задрожал, она то сцепляла, то расцепляла узловатые пальцы.

— Ну, я жду!.. Мне некогда.

— Я слышала, что сказал врач, — пробормотала Клементина.

— Вы, оказывается, подслушиваете под дверью?

— Иногда.

— Мне это не очень нравится.

— Мне тоже, господин Вобрэ… Но, скажите: неужели вы поведете мальчика к психиатру?

— Позвольте, но вам-то что?

Старуха покачала головой. Вобрэ понял: экономка приняла какое-то решение раз и навсегда, ее ничем не запугать. Тогда он уже мягче спросил:

— Что произошло?.. Объясните толком.

Старуха подошла поближе и вцепилась в край стола, словно боялась упасть.

— Мальчику нельзя идти к другому врачу, — проговорила она. — И вы сами знаете, что такое никак невозможно.

— Но почему?.. А если это единственное средство вылечить его?

Вобрэ недоуменно вглядывался в дряблое старческое лицо, в серые глаза, подернутые дрожащей слезой.

— Не понимаю вас, Клементина.

— Да нет же, понимаете… Мальчику нельзя вспоминать, что он увидел в прачечной в Мен-Алене.

— Что-о?

— Коли он узнает, что его бедная мать вовсе не собиралась наложить на себя руки и что бритву над ней занес другой…