Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 2. Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз

Реми закрыл глаза и отдался на волю машины, которая мерно укачивала его. Если честно, разве не был он сам отчасти виноват в своем параличе? Сложный вопрос. Ведь по-настоящему у него ноги не отнимались — просто он всегда был уверен, что ни стоять, ни ходить не может. Когда Реми пробовали поставить на ноги, то в голове у него начинался какой-то шум, все вокруг плыло, и он бессильно повисал на плечах тех, кто его поддерживал. Должно быть, вот так же, в полуобморочном состоянии, падали на руки палачей приговоренные к смерти. Все изменилось лишь после того, как на него взглянул этот здоровяк Безбожьен… «А что, если мне только захотеть, только захотеть и все вспомнить…» Его охватило странное чувство, словно ему стало страшно… страшно вспомнить. Он уже не решался посмотреть на свое прошлое, как не отважился бы один идти в темноте. Его мгновенно сковывало от ужаса и ощущения опасности… Горло сжималось, дыхание перехватывало. И все-таки — теперь он это прекрасно понимал — его всегда манило это неизвестное прошлое, похожее на бесконечный туннель. Никогда Реми не осмелится погрузиться в этот безмолвный жутковатый мир, полный бед.

Клементина, сочтя его спящим, накинула ему на ноги плед, который Реми яростно сбросил.

— Да оставьте же меня в покое, в конце концов! Ни минуты не дают побыть наедине с собой!

Реми попытался было восстановить прерванный ход мыслей, но ничего не получалось, и он в гневе вперил взгляд в дядин затылок. Один, совсем один! Впрочем, как и всегда. Его баловали, лелеяли, холили, точно редкого зверька. И никто ни разу не задался вопросом: а кто он, Реми? Чего он действительно хочет?

— За пять часов двадцать минут добрались, — сообщил дядя Робер. — Средняя скорость — восемьдесят в час.

Дядя сбросил газ, и Раймонда, похоже, смогла расслабиться. Она попудрилась и, обернувшись, улыбнулась Реми. Он понял: всю дорогу ей было страшно. У нее и сейчас еще были слегка осоловелые глаза, словно она приняла сильнодействующее лекарство. Она, наверное, не любительница быстрой езды и острых ощущений. Разглядывая ее профиль, Реми обратил внимание на начавший заплывать подбородок. «Ей надо бы есть поменьше». Однако на него посматривала Клементина, и Реми, отвернувшись, узнал за окном лес, окружавший имение. Машина ехала вдоль стены парка, ощетинившейся осколками стекла. Семейство Вобрэ чувствовало себя спокойно лишь под защитой решеток, стен, засовов. Может быть, хотелось скрыть от посторонних глаз немощность Реми? Но ведь от имения, окруженного громадным парком, до ближайших домов и так почти километр. К тому же там, в деревне, ни для кого не секрет, что Реми… А забавно было бы прогуляться в деревню. То-то все подивились бы на чудо!.. Клементина порылась в корзинке — в дороге корзинка служила ей сумочкой — и достала огромный ключ. Машина остановилась перед решетчатыми воротами, украшенными величественным литьем. За ними тянулась большая и очень темная аллея, лишь кое-где пробивались тонкие солнечные лучики. В конце аллеи серел фасад имения.

— Дай мне, — сказал Реми.

Он хотел сам открыть ворота. Однако петли заржавели, и Реми тщетно что было сил нажимал на створки. Из машины вышел дядя Робер.

— Ну-ка, цыпленок, посторонись.

Под его напором решетка поддалась, и дядя неторопливо вновь сел за руль.

— Я пойду пешком, — сказал Реми.

Машина уехала вперед, а Реми с величайшим удовольствием пошел следом по траве у обочины. Что бы там ни было, а приятно шагать вот так — ведь это впервые!.. По пути Реми сорвал и пожевал какой-то желтенький цветок, он даже не знал, что это за цветок. Впрочем, он не знал и как называются деревья вокруг и едва вспомнил бы, какие на них поют птицы. Со всех сторон его окружал густой молодой лес, и Реми чувствовал, как дышит жизнь в траве, в листве, в каждой букашке. Да он и сам походил на дикое растение, на которое подействовали таинственные силы. Возможно, придется оборвать эту связь, чтобы стать таким, как все, — обыкновенным человеком с трезвой головой и крепкими руками. Реми задумчиво посмотрел на свои длинные гибкие пальцы: бывало, перед грозой в них кололо так, словно кто-то вонзал тысячи иголок. И у мамы были такие же руки… Реми вздохнул, вспомнил, что он твердо решил осмотреть дом. Дядя Робер силился открыть входную дверь — должно быть, деревянные части разбухли. Дядя вошел первым, за ним — Раймонда. Реми увидел, как ему с верхней ступени крыльца помахала Клементина, но вот и она скрылась в доме, и вскоре на первом этаже распахнулись, ударившись о стены, решетчатые ставни. Что осталось в памяти Реми от прежней жизни здесь? Он помнил, как трепетала листва и стрекотали сороки, когда его коляску катили в первую появившуюся тень, где Реми, запрокинув голову, спал легким послеполуденным сном до той поры, пока косые солнечные лучи не пробьются сквозь листву и не коснутся его лица. Так однообразно проходили дни. По утрам Реми играл, лежа в постели. Как же не стыдиться теперь, что столько времени растрачено понапрасну! Днем Реми дремал, а Клементина, устроившись рядом с вязанием, отгоняла платком мух и ос. Вечером в комнате Реми растапливали жаркий камин, поскольку дом был сырой, и Раймонда приносила колоду карт. «Тогда я все равно что не жил», — подумал Реми.