Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 2. Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз

«Ходить самому — лучше!» — решает Реми и направляется к креслу. Все сомнения исчезли, как исчезла неподвижность коленей и стоп. Реми надевает брюки с безукоризненной складкой и долго смотрится в зеркало. Будут ли на него по-прежнему обращать внимание? Догадается ли кто-нибудь, что он не такой, как все?.. А какой отличный костюм! Интересно, кто его выбирал — может, Раймонда? Выходит, она признала, что он уже не ребенок, что он стал мужчиной, взрослым и полноправным человеком… Залившись легким румянцем, Реми быстро одевается, повязывает галстук в полоску, надевает прочные ботинки на каучуковой подошве. Он хочет скорее выйти на улицу, идти как всякий прохожий, разглядывать женщин и автомобили. Он свободен! На сей раз лицо его краснеет по-настоящему. Свободен, свободен… Теперь он не потерпит, чтобы с ним обращались как с немощным. Рядом с креслом Клементина оставила трость с резиновым наконечником внизу, и Реми вдруг хочется схватить эту трость и швырнуть во двор. В карман пиджака он кладет портсигар, зажигалку и бумажник. Да, надо бы и денег себе попросить… Реми удивляется: как же он мог так долго оставаться просто вещью, неодушевленным предметом, который передвигают с места на место? Он открывает дверь, пересекает лестничную площадку и останавливается у верхней ступени. У него слегка кружится голова, он боится спускаться. Получится ли сгибать колени и идти вниз? А если он потеряет равновесие?.. Реми закрывает глаза и на какое-то мгновение жалеет, что ушел из своей комнаты, где руки сами собой могли найти опору. Надо было взять трость! Все равно он просто жалкий мальчишка, слабый и беспомощный… Сердце его гулко стучит. Да чем они там внизу все заняты? Неужели никто не поможет? Где же отец, почему его нет рядом? Нет ничего проще, чем просунуть голову в приоткрытую дверь, спросить у своего прикованного к постели сына: «Все в порядке, малыш?.. Тебе ничего не нужно?..» — и вздохнуть, тихо затворяя дверь. А если вернуться в свою комнату? И сделать вид, что ходить никак не получается? Но нет, так будет не по совести. Реми прекрасно знает, что должен в одиночку пройти через это испытание. Ведь его специально оставили одного. Теперь пора проявить решимость и волю настоящего мужчины. Стиснув зубы, Реми берется за перила и пробует спуститься на одну ступеньку. Пустота влечет вперед, и красная ковровая дорожка, наклонно, каскадом сбегающая вниз до самого холла, притягивает его.

Вторая ступенька… Третья… По сути, ничего страшного — страх рождается и живет только в мыслях. Реми сам его выдумал — пощекотать себе нервы, попугать самого себя. Целителю надо было бы подержать руки и над головой Реми, надо лбом и висками, чтобы исчезли все эти мучительные страхи. Еще немного… Вот так! Реми приосанившись идет в столовую, не испытывая ни малейших неприятных ощущений. Он ступает до того бесшумно, что, когда появляется в столовой, старая Клементина даже не слышит его шагов. Она что-то штопает и шевелит при этом губами, будто читает молитву.

— Доброе утро! — говорит Реми.

Клементина вскрикивает, встает, роняет ножницы, и те втыкаются в паркетный пол. Реми подходит ближе, держа руки в карманах. До чего же она маленькая, вся сморщенная, узловатая, за очками в металлической оправе слезятся старческие глаза. Реми галантно наклоняется и поднимает ножницы, при этом нарочно стараясь не опираться на стол. Клементина, судорожно сжав руки, смотрит на Реми с благоговейным ужасом.

— Что ж ты так! — говорит Реми. — Могла бы прийти да помочь мне.

— Но твой отец запретил…

— Да, с него, пожалуй, станется.

— И врач сказал, что ты должен сам, один встать на ноги.

— Какой врач?.. Целитель что ли?

— Да. Ты, оказывается, давно уже мог бы ходить, просто страх не давал тебе настроиться и пойти.

— Кто это тебе сказал?

— Твой отец.

— Короче, меня парализовало потому, что я сам того захотел, так что ли?

Разозлившись, Реми пожимает плечами. Завтрак его готов, серебряный кофейник шумит на электрической плитке. Реми наливает себе кофе. Старая служанка все еще смотрит на него.

— Да сядь же ты, — ворчит он. — А где Раймонда?

Клементина вновь берется за штопку, опускает глаза и бормочет:

— Я за ней не присматриваю. Когда ей нужно, тогда и уходит и не говорит куда.

Реми маленькими глотками пьет кофе. Он несчастен: ведь в нормальной, хорошей семье в такой день все остались бы дома и окружили заботой чудесно исцелившегося. А здесь… Даже Раймонда бросила его. Куда теперь идти? Зачем? Реми, прищурив глаз, закуривает сигарету.