Владимир Першанин - Мы умрем в один день

Запас продуктов подходил к концу. За все дни удалось подстрелить лишь двух птиц, похожих на бакланов. Мясо было жестким и воняло рыбой, но мы их съели целиком, почти не оставив костей. Готовить еду мы Ашухину больше не разрешали, взяв эту обязанность на себя. Не умея переносить голод, он воровал тушенку, лизал из мешка сахар и жадно черпал кипящий недоваренный суп прямо из чайника, если поблизости никого не было.

Однажды, еще до шторма, я увидел, как перевесившись через край льдины, он что-то собирал на уступе. Я подошел ближе. Оказалось, в этом месте разорвался пакет с мукой, и на льду остался тонкий слой мучной жижицы. Ашухин греб ее пятерней и отправлял в рот, обсасывая пальцы. Он так увлекся, что даже не слышал моих шагов. Я постоял за его спиной. Внезапно возникло желание схватить Ашухина за ногу и толкнуть вниз. С трудом сдержавшись, я отвернулся и зашагал прочь. В один из дней мы открыли последнюю банку консервов. Ее предстояло тянуть на два-три дня, а может и больше. По ложке волокнистого мяса утром и вечером в чайник с бурлящей похлебкой, где гонялись друг за другом редкие крупинки пшена. Хлеб уже давно кончился, и жидкий суп мы пили из консервных банок.

В этот же день меня отвел в сторону Карась и показал на лужицу бурой мочи.

— Кровь… и вчера так было. Кранты мне подходят…

Карась здорово сдал. Сухая бледная кожа обтягивала скулы, редкая свалявшаяся борода росла клочьями. Впрочем, и мы выглядели не лучше.

— Это почки, — сказал я. — Ты их застудил. После того купания и ночевок на льду.

— Умру?

— От почек так быстро не умирают. Старайся не спать на спине и вообще меньше лежи.

Мне показалось, что в эти минуты между нами опять перекинулся какой-то мостик.

— Ты молодец тогда… первый за Зоей кинулся.

— Ты тоже, — отозвался Карась. — Кому-то надо было прыгать. Не Коле же? Он три раза подумает, прежде чем что-то сделает. А вообще Зоя на его совести. Разве можно было ее в эту авантюру тащить! Знаешь, зачем он ее с собой брал?

— Догадываюсь…

— Но не до конца. Коля весной, как услышал про Зойкиного богатого папашу, да про подаренную «шестерку», от жадности даже сна лишился. Правда, в начале ты ему дорогу переступил, но он не растерялся. С женой срочно развелся и к Зойке, как влюбленный жених, подкатился. Та, конечно, не устояла, Коля красиво петь умеет. Встречаться с ним она согласилась, а замуж ни в какую. Тут ты подвернулся со своим миллионом. У Коли вообще голова кругом пошла, со всех сторон деньги и не ухватишь. А сюда, на север, он Зою не просто так брал. Боялся ее в Астрахани оставлять, вдруг найдется кто помоложе, да уведет. Да и рассчитывал все же уболтать за него замуж выйти. А оно вон как получилось… Ладно, пойдем, пока он всю похлебку не сожрал.

На следующее утро я стрелял в нерпу и промахнулся. Сильно тряслись руки. И все же нам повезло. Мы убили медведя, но это лишь приблизило смерть двоих из нас. Старик Ласей был прав. Краденые деньги тянули за собой одно несчастье за другим.

Белый медведь лежал на пригорке в полусотне метров от края льда. Его увидел Карась и прибежал за мной. Я взял винчестер покойника Ласея, Карась — двустволку.

— Заряжай пули…

Покопавшись в патронташе, я сам отобрал заряды понадежнее и передал Карасю. Цыкнул на Ашухина, сунувшегося было следом:

— Сиди тихо здесь!

С бугра осмотрели место, где лежал зверь. Слишком близко от края. Может успеть броситься в воду, даже смертельно раненный. Медведь вдруг поднялся и, фыркнув, не спеша зашагал в нашу сторону. Это был огромный зверь с толстыми лапами и вытянутой мордой. На светло-серой, местами желтоватой шерсти выделялись три черных пятна: нос и глаза. Медведь был наверное сыт, потому что никуда не торопился. Понюхал воздух, зевнул и снова улегся.

— Обходим с двух сторон, — зашептал я. — Ползи вдоль гряды. Стрелять только после меня.

Я перебежал низину и тоже пополз. Через сотню метров я выдохся и минуты две лежал неподвижно, с хрипом выталкивая воздух из легких. Затем двинулся дальше. Как ни вжимался я в лед, но медведь, видимо, меня заметил. До него оставалось метров двести. Лобастая морда встревоженно обнюхивала воздух. Передвинув планку на двухсотметровую отметку, я торопливо целился. Лишь бы снова не начали трястись руки!

Я выстрелил в тот момент, когда медведь поднимался. 7,62-мм не самый лучший калибр для медведя, но попал я довольно точно. Огромная туша дернулась, выстрелил еще раз и, кажется, опять попал. Медведь, шатаясь, бежал к воде. Следующие две пули прошли мимо. Я слышал, как они с воем рикошетили. Но раны оказались тяжелыми, шагов через двадцать медведь сел на задние лапы. Наперерез торопился Тарасенко. Грохнули два выстрела из охотничьего ружья. Потом еще один. Карась не слишком умело добивал раненого зверя.