Владимир Першанин - Мы умрем в один день

Я и вправду не знал, чей самолет-нарушитель мы перехватили над Гиндукушем и пытались отжать от границы, посадить на наш аэродром. Я летал тогда всего лишь вторым пилотом второго перехватчика и в основном наблюдал бой со стороны. Но все равно я в нем участвовал! Я видел желтые трассы пушечных снарядов, и любой снаряд мог стать моим. Я ловил в перекрестье прицела чужой истребитель и слышал злые возбужденные голоса в шлемофоне. Дай ему еще, Володя! Уходи ниже, мать твою!.. И кувыркающиеся обломки истребителя, медленно кружащиеся над хребтом Гиндукуша.

Тогда мне казалось, что лучшее в моей жизни только начинается. Меня поздравляли с победой, к которой я почти не имел отношения, жали руки и хлопали по спине. Из Витьки Мельникова выйдет толк, мы еще послужим под его началом! Увы, ничего из меня не получилось.

Ашухин широко, во весь рот улыбался.

— Ну здорово, Витек! Сто лет не встречались. А ты почти не изменился, только цвет волос другой стал. Говорят, женщины седых больше любят.

Комплимент звучал довольно неуклюже, но мне стало приятно, что Николай не ахает и не качает головой: «Ну тебя не узнать, совсем постарел! А Почему со службы так рано уволили — здоровье или с начальством не ужился?»

Колька Ашухин, одноклассник, старый приятель, не задавал дурацких вопросов и смотрел на меня с веселой, давно знакомой ухмылкой.

— Идем?

— Идем.

Октябрь. У нас на побережье выпал снег и задувает с моря ледяной обжигающий ветер. Началась бесконечная полярная зима — темнота, ночь и короткие сумерки в полдень. Здесь на Волге у Каспия совсем по другому. Желтое, теплое солнце, паутина бабьего лета и шуршащие листья на дорожках. Господи, до чего хорошо! Мы сидим на открытой площадке возле кафе-стекляшки, и я, жмурясь от солнечного света, бьющего в глаза, разливаю в стаканы пахучую зубровку. На столике под пластмассовым навесом запотевшие кружки с холодным пивом, толстая, икряная вобла и красные, разрезанные на четвертинки помидоры.

— За встречу!

— Будь здоров!

Мы закусываем помидорами вместе с воблой. Это очень вкусно, особенно если под рукой холодное пиво. Я вернулся в город своего детства и мне здесь хорошо. Меня не забыли друзья.

— Ну что, еще по одной?

— Конечно.

Зубровка терпко отдает травой. Я запиваю ее пивом, хотя от такой смеси можно с ног свалиться. Но я же летчик, меня так просто не свалишь! Надо пожалуй закусить горячим. Я встаю, чтобы дойти до кафе-стекляшки. Меня опережает Николай.

— Сиди, я сам.

Он приносит горячие шашлыки, залитые красным соусом. Мы пьем за дружбу и грызем жесткое мясо.

— Ты куда собираешься устраиваться?

— Не знаю…

Я чему-то смеюсь. Мне хорошо здесь, в этом южном городе, и я пока не хочу думать о работе. Мимо проходят две девчонки, мы дружно провожаем глазами тугие задки, обтянутые короткими юбками.

— А ничего, — толкает меня локтем в бок Николай.

— Ничего, — соглашаюсь я.

— Как у вас там насчет этого дела на севере?

— Нормально.

— Но на шашлыки с девочками не поездишь! На льду только задницы студить.

— Можно и шкуру подстелить. А вообще места там красивые…

— Но таких женщин там нет, — настаивает мой приятель.

— Таких нет, — снова соглашаюсь я, и мы пьем за красивых женщин.

Вечер мы заканчиваем у меня дома. Теща, правда, слегка бурчит, но жена Маринка, молодец, все понимает и даже ставит нам бутылку по случаю встречи старых школьных друзей. За стол садимся вчетвером, вместе с тещей. Николай умеет расположить к себе кого угодно, а особенно женщин. Он модно одет, остроумен, да еще успел по дороге купить четыре сникерса: детям и Маринке с тещей. Хотя мы уже крепко выпили, держится Николай молодцом. Сыпет обоим женщинам комплименты, потом к месту вставляет довольно смешной и не совсем приличный анекдот.

— Ха-ха-ха…

Маринка и теща хохочут, а Николай поднимает рюмку:

— Выпьем и мы за это!

Насчет работы мы оказывается с Ашухиным уже все решили. Я иду завтра в фирму, которую он возглавляет. Для меня припасена должность заместителя директора. И жена и теща сомневаются, надежна ли работа. Может лучше на госпредприятие? А куда и кем? Снова слесарем? Большого выбора у меня нет.

— Полтысячи для начала получать будет, — солидно обещает Николай.

Для осени девяностого года это очень приличная зарплата. Ни на каком заводе я столько не получу. Пожалуй, стоит попробовать. А там видно будет.

Контора, которой руководил Николай Ашухин, именовалась ТОО «Надежда» и была призвана оказывать помощь глухонемым. Николай ласково именовал их «убогие». В небольшом полуподвале была размещена мастерская, где десятка полтора глухих и немых людей шили уродливые рукавицы, безразмерные спецовки и прочие поделки, не требующие большого умения и дорогостоящих материалов.