Владимир Першанин - Мы умрем в один день

— Значит, у вас появились какие-то новые факты?

— Ничего нового, но, понимаешь, когда я думаю про смерть Ольхова, что-то от меня ускользает. Словно выпадает одно звено. Сначала казалось проще. Семейные неурядицы, неудачи по службе, злоупотребление алкоголем, высказывания о том, что все надоело, — вот тебе готовые причины для выстрела. Теперь такая схема меня не устраивает.

— Знаешь, — предложил Вагин, — давай я тебе мелочишек подброшу. Так сказать, информацию для размышления. Они тоже выпадают из общей картины. Вскрытие показало полное отсутствие алкоголя в организме. Между тем на кухне стоит ополовиненная бутылка коньяка. Может быть, он собирался выпить, но внезапно решился и сразу выстрелил. Хотя логичнее предположить, что Ольхов сначала бы выпил. По крайней мере, большинство поступает так. Выстрел был произведен стоя. Умер он не сразу, минут тридцать лежал на полу. И не только лежал. Подполз к дивану, потом к двери, там и наступила смерть.

— Кричать он не мог?

— Нет, у него было пробито легкое, он сразу потерял много крови, ослабел и, наверное, не смог встать. Но, мне кажется, открыть дверь сил бы у него хватило. Руки действовали — ведь он ползал по полу. Но дверь почему-то не открыл и не попытался выползти на лестничную клетку за помощью. Не захотел.

— Или не дали.

— Может быть, — пожал плечами Вагин. — Сие тебе выяснять. А вообще эти полчаса на всякие мысли могут натолкнуть, особенно если с намеками приходят.

— Никаких намеков!

На следующий день Сергеев вместе с Черных и с экспертом Костей Куликовым снова осмотрели квартиру Ольхова. Сергеев проверял карманы одежды, висевшей в прихожей и кладовке, когда его позвал Кулик. Войдя на кухню, он увидел эксперта стоявшим на четвереньках возле открытого настежь шкафа-холодильника под окном. Поддев топориком доску со дна, тот ковырялся в углу шкафа. Наконец, выпрямившись, протянул ладонь Сергееву.

— Посмотри.

На ладони лежал сплющенный желтый комочек. Сквозь лопнувшую латунную оболочку проглядывала свинцовая начинка. Это была пистолетная пуля.

Его везли в наручниках. Ему было тесно и неудобно в салоне старенького «москвича». Два оперативника больно стискивали с обеих сторон. Сергеев, начальник уголовного розыска, сидел впереди, и он видел, как покачивается его голова в потертой пыжиковой шапке. Сергееву было жарко. Он снял шапку и пригладил мокрые волосы. Человек в наручниках усмехнулся, обнажив золотые коронки справа в верхней челюсти.

— Отличились?

Ему не ответили, и он тоже не пытался больше вступать в разговор.

В коридоре Сергеева остановил заместитель по опер-работе Шевчук, его непосредственный начальник.

— Поздравляю! Хорошо сработали. Ты погляди, сколько нашустрил этот хорек!

А Лисянский на планерке изрек, повернувшись к Бондареву и смотря сквозь очки в сторону:

— Незаменимых нет. Растут люди.

Бондареву это, кажется, не понравилось. Он сам иногда так говорил. Но намек на Ольхова, с которым он проработал много лет и который был одним из его лучших учеников, пришелся Бондареву не по душе. А, может, принял реплику в свой адрес. Мол, поработал достаточно, пора и о пенсии подумать. Кто не знает, что Лисянский спит и видит себя начальником милиции.

Вывела все-таки ниточка к цели! В городском загсе и обоих роддомах выписали всех детей, носивших отчество Игоревич и родившихся с февраля по май. Может, не самое благородное занятие искать преступника через новорожденного, но этот путь мог оказаться самым коротким. Расследование топталось на месте. Куртенок молчал, все остальные ничего нового сообщить не могли, хотя по третьему разу обходили Черных с Голубевым приятелей Куртенкова.

— Кажется, то что нам нужно, — возбужденно говорил вчера Черных, по своей привычке шагая взад-вперед по кабинету, засунув руки в карманы. На нем был серый в полоску хорошо сшитый костюм, галстук с заколкой и цепочкой, виден край кобуры и рифленая пистолетная рукоятка — наверное, интересно смотрелся для женщин блондинистый помощник Сергеева, старший лейтенант Витя Черных. — Я опросил соседей, живут там муж и жена с ребенком. По приметам сходится, и зовут Игорем. Где работает, неизвестно, бывает дома и утром, и вечером.

— Он, ей-богу, он, — убеждал и Голубев. — Надо забирать, пока не спугнули.

— Позавчера на проспекте Ворошилова тоже был «он», — сказал Сергеев, — семью переполошили, грязи в квартиру натаскали. Хорошо, хоть наручниками перед носом не трясли.