Николас Пиледжи - Славные парни

К пяти часам вечера Генри предложили удариться в бега. Одна из дам, аналитик с Уолл-стрит, настаивала, что он слишком милый, чтобы сесть в каталажку. У неё есть дом в Канаде. Там можно спрятаться. Она будет прилетать на выходные. В семнадцать сорок позвонила Карен. Ей удалось отыскать Генри, названивая жёнам пировавших с ним умников. Эл Ньюман, внёсший за Генри залог в пятьдесят тысяч, получил от властей угрозу, что залог вот-вот будет изъят, а Генри объявят беглым преступником. Ньюман объяснил Карен, что страховка такие случаи не покрывает. Элу придётся заплатить пятьдесят штук из своего кармана. Он был в отчаянии и требовал, чтобы Генри скорее явился куда положено. Карен и так с ума сходила от беспокойства, думая о том, как прожить с детьми следующие несколько лет, а теперь начала опасаться, что на неё повесят ещё и долг за сгоревший залог. Положив трубку после разговора, Генри осознал, что практически все — за исключением, может быть, его нынешних собутыльников, — желают, чтобы он отправился наконец в тюрьму. Он выпил последнего «Орла», принял несколько таблеток валиума, расцеловал всех на прощанье и велел водителю лимузина ехать в тюрьму.

Льюисбургская федеральная тюрьма оказалась целым городом за высокой стеной, расположенным среди мрачных холмов и заброшенных угольных шахт центральной Пенсильвании. Его население составляли две тысячи двести заключённых. В день, когда Генри прибыл туда, шёл дождь, поэтому огромная стена и вышки с пулемётами и прожекторами, окружавшие этот мрачный замок, были едва видны. Вся местность вокруг Льюисбурга казалась холодной, влажной и серой. Со своего места в тёмно-зелёном тюремном автобусе Генри увидел, как распахнулись гигантские стальные ворота. Его и дюжину других заключённых при отъезде из Нью-Йорка заковали в ручные и ножные кандалы. Их предупредили, что в течение шести с половиной часов поездки остановок не будет — ни на обед, ни в туалет. За стальными решётками в автобусе сидели два вооружённых охранника — один спереди, другой сзади. По прибытии в Льюисбург они принялись рыкать приказами, как и в каком порядке Генри и его спутники должны покидать автобус. Генри увидел повсюду бетон, решётки и железные прутья. Он смотрел, как стальная, в потёках дождя, громада ворот откатывается вбок, а потом захлопывается за ним с неотвратимостью смерти. Это был его первый срок в настоящей тюрьме. До сих пор он отбывал наказания в «Райкерс» или каталажке округа Нассау, где умники обычно задерживались всего на несколько месяцев, мотая смешные сроки в основном на расконвоированных работах. Генри и его приятели рассматривали такую отсидку лишь как мелкое неудобство. На сей раз всё было иначе. Эта тюрьма — надолго.

Генри. Автобус остановился у бетонного здания сразу за стеной. Охранники принялись орать, что мы теперь в тюряге, а не в загородном клубе. Выбравшись из автобуса, я увидел не менее пяти вертухаев с автоматами наизготовку, а другие снимали с нас ручные и ножные кандалы. Я был одет в коричневую полевую форму, купленную на Уэст-стрит ещё перед армией, и к тому моменту уже начал замерзать. Помню, что глянул вниз — на двор, мощённый мокрой красной плиткой, — и ощутил, как влага проникает в ботинки прямо сквозь подошвы. Охранники провели нас по длинному бетонному коридору — там гуляло эхо и воняло, как под трибунами стадиона. Приёмник-распределитель оказался комнатой лишь чуть шире этого коридора, окружённой частой проволочной сеткой. Посреди помещения стоял длинный узкий стол. Мы положили на него свои бумаги, получив взамен постельные комплекты: тонкий матрас, одну простыню, одно одеяло, одну подушку, одну наволочку, одно полотенце, одну салфетку и зубную щётку.

Когда настал мой черёд получать бельё, я огляделся. Прямо здесь, в приёмнике, рядом с охранниками стоял Поли. Он смеялся. Рядом с Поли я увидел Джонни Дио, а рядом с Дио — Толстяка Энди Руджьерио. Все они ржали надо мной. Внезапно грозные охранники, только что оравшие на нас, стали тихими словно мышки. Поли и Джонни обошли стол и принялись меня обнимать. Охранники вели себя так, словно Поли и Джонни были невидимками. Поли обхватил меня за плечи и повёл прочь от стола. «Тебе ни к чему это дерьмо, — сказал Толстяк Энди, — у нас хватает отличных полотенец». Один из охранников взглянул на Поли и кивнул на моё бельё. «Забери его», — велел Поли, а потом он, и Толстяк Энди, и Джонни Дио отвели меня в «Сектор распределения и ориентации», где, как оказалось, на первую пару недель для меня была забронирована одиночная камера.