Николас Пиледжи - Славные парни

Карен. Пока он сидел в «Райкерс», я старалась ходить на свидания как можно чаще, хотя эта тюрьма оказалась настоящей дырой. Охрана обращалась с нами очень плохо. Посетители приезжали на парковку неподалёку от острова, пересаживались в тюремный автобус и ехали через охраняемый мост, а потом расходились по вагончикам, откуда охранники забирали нас на свидания с заключёнными в разных корпусах тюрьмы. Я была на последних месяцах беременности и с таким огромным животом, что едва могла забраться в автобус, но с другими женщинами охранники вели себя гнусно — постоянно хамили им и даже лапали. Это было отвратительно, но что бедные женщины могли поделать? Они боялись кричать на охрану, чтобы не лишиться свиданий, и боялись рассказывать своим мужьям и приятелям, потому что от этого стало бы только хуже. Свидания представляли собой всего лишь двадцатиминутный разговор по телефону через грязное стекло, которое никому и в голову не приходило помыть. Кроме того, нельзя было приходить, когда захочешь. Я приезжала по субботам, потом надо было ждать следующего воскресенья, а потом снова субботы.

Я постоянно встречалась с адвокатом, пытаясь вытащить Генри как можно скорее. Например, существовало правило, что за хорошее поведение заключённому уменьшают срок на десять дней каждый месяц. Это могло бы сократить его двухмесячную отсидку на треть. Я направилась прямо к окошку «Взыскания и поощрения», и они объявили мне, что правило изменилось — теперь это лишь пять дней в месяц. Я разозлилась. Пошла к нашему адвокату, и он выправил мне бумаги, подтверждающие, что Генри был осуждён, когда ещё действовали прежние правила. Я написала письмо комиссару. Написала в надзорную комиссию. Написала всем и каждому. Адвоката тоже заставила писать жалобы. Я боролась и победила. Они решили наконец, что Генри можно сократить срок на двадцать дней.

Но даже с учётом этого, его срок заканчивался только 28 декабря. Я поклялась себе, что верну его домой к Рождеству. Просто поставила себе эту дату как цель. Это помогало сосредоточиться и не опускать руки. Снова пошла к тому окошку в «Райкерс». Заявила, что 28 декабря — воскресенье, а они обычно выпускают заключённых перед уикендом, значит, его можно освободить в пятницу, 26-го. Они согласились, но это всё равно было на день позже Рождества. Помню, клерк сказал: «Я не могу взять ещё день из ниоткуда». Тогда я спросила: «Хорошо, а как насчёт тех двух дней, что он провёл под арестом?» Я уже знала, что арест можно засчитать в общий срок. Генри не был под арестом два дня, но охранники этого не знали и переглянулись задумчиво. Я проделала большую работу. И как раз в тот момент, когда один из них ушёл, чтобы уточнить насчёт моей просьбы, я увидела в оставленном на столе журнале визитов имя Линды. Это меня так разозлило, что, когда охранник возвратился с положительным ответом, я его уже не слушала. Я тут с ног сбилась, пытаясь вернуть Генри домой до Рождества, а он в тот же день устраивает свидание с любовницей! Мне хотелось его убить. Но я была настолько вне себя, что на свидании меня хватило только на крик. Я даже не сказала ему, что его освободят пораньше. Пусть помучается.

Генри. Она заставила меня убрать Линду из списка разрешённых посетителей, но всё равно злилась. В первый мой день на свободе она подловила меня в «Сьюте». Мы сцепились. Она сорвала с пальца мой подарок — кольцо с чёрным опалом в семь карат — и швырнула его в меня с такой силой, что камень треснул. Потом на глазах у всех влепила мне пощёчину. Я схватил её за горло и вытолкал из ресторана. На улице она продолжала кричать. На ней была подаренная мной накидка из белой норки. Она содрала её и запихнула в канаву. Тогда я отлупил её ремнём. Она притихла и выглядела оскорблённой. Тут мне стало уже хреново. Я устыдился, заставил уборщика выудить накидку из канавы, отвёз её домой, и мы помирились. После очередной пары ночей у Линды Карен позвонила Поли и Джимми. Они пришли ко мне и сказали, что пора вернуться домой.

Моя жизнь превратилась в постоянную битву, но я не мог заставить себя расстаться ни с одной из них. Не мог бросить Линду и не мог бросить Карен. Я чувствовал, что мне нужны обе.

Генри всегда казалось страшной несправедливостью, что, всю жизнь отделываясь смехотворными наказаниями за серьёзные преступления, свой самый большой срок — десять лет тюрьмы — он получил за потасовку с парнем, чья сестра, как потом выяснилось, работала машинисткой в ФБР. Это словно победа в конкурсе неудачников. Он ввязался в рядовую драку, из которой неожиданно выросло уголовное дело национального масштаба.