— Чтобы быть неуловимым оборотнем? — хмуро спросил врач.
— Навроде того. Но я быстро понял, что не прав. Одно меня занимало — зачем вы, человек образованный и врач хороший, — хорошего врача по первому движению узнаешь — забрались в эту глушь, в это дикое место, несообразное ни вашей квалификации, ни вашим способностям?.. Но это мне объяснили, даже спрашивать не пришлось. Один только вопросец у меня остался. Ответите на него?
— Почему не ответить, если смогу? — равнодушно как-то проговорил врач. — Если и было что скрывать, то теперь совсем нечего.
— Так вот… Как вас, запамятовал…
— Голощеков, Игорь Алексеевич.
— Так вот, Игорь Алексеевич, я спорить готов, что возьми кого угодно в округе — каждый что-нибудь со складов уворовал. Вам шмотье и безделушки всякие, и даже консервы — ни к чему, вы на них не польститесь. Но ведь что-то вы себе по душе на складах нашли, верно?
— Верно, нашел, — согласился врач. — Я…
— Дайте мне самому догадаться, — прервал я его. — Вы на склад с книжками набрели. В точку?
— Да. В точку.
— Эх, Игорь Алексеевич, Игорь Алексеевич, лучше бы вы консервы воровали…
— Почему? — Он задал вопрос без интереса, словно заранее зная ответ. — Ведь книжки в дар от союзников пришли, значит…
— Ничего это не значит. То есть значит, да не то. Вы не задумывались, почему эти книжки народу не раздали? Потому что вредные они все, антисоветские, и засланы к нам с провокационной целью. А вы их начитались.
— А я решил, что о них просто забыли.
— Просто так ничего не бывает. Во всем расчет есть.
— Выходит, и в покинутой трофейной коллекции оружия расчет есть, и в складах, отданных на разграбление, и в лошадях бесхозных, и во многом другом? Может быть, включая и оборотня? Как вы там говорили: «Оборотень — единственный, кто здесь порядок поддерживает», так?
— Ни о чем меня не спрашивайте, — ответил я. — Во-первых, я сам точных ответов не знаю; во-вторых, мало ли что вы на допросах выложите, потянув меня за собой… И самое-то обидное — в том, что грозу я на вас навлек, пытаясь представить доказательства вашей невиновности — ну, что вы оборотнем не являетесь…
— Понимаю, — сказал врач. — Как бы «засветили» меня. Да, я знаю, что «сын за отца не отвечает», но я ведь прекрасно понимаю, что официально с меня не за отца спросят ответ, а по какому-то другому обвинению. Оборотень так оборотень… Я один такой?
— Нет, еще шесть человек компанию вам составят. Но я этого не говорил.
— Так что, может, меня еще и выпустят, после отсева? — усмехнулся врач.
— Надеюсь, — ответил я.
Мы подошли к больнице.
— Заглянем напоследок в сарайчик? — спросил врач. — Проверим наши выводы.
— Конечно, заглянем, — поддержал я.
Юродивый спал на своей куче соломы. Встрепенулся при свете фонарика, сел, моргая. Врач обратился к нему по-немецки. Наш Тарзан недоуменно и обрадованно воззрился на врача, а потом залопотал что-то свое, прискуливая и порыкивая.
— Что он говорит? — спросил я.
— Не очень пойму. Похоже на «тринкен», словно ему пить хочется. Речь у него нечленораздельна. Во всяком случае, вы правы. Тот самый это берлинский волчий человек. Но правота ваша и наше знание, они уже ничего не меняют. Сейчас свежей воды ему принесу и в дом зайдем.
Когда мы оказались в комнате врача, он вытащил бутыль, в которой спирта чуть больше чем на треть оставалось, и доверху дополнил ее водой. Потом проделал ту же процедуру с нарезанием хлеба и лука, что и вчера.
— Хоть выпьем, чтоб ждать не скучно было, — сказал он. — Не пропадать же добру. Вы ведь теперь со мной до конца пробудете?
— Да. Не могу иначе, — я слегка пожал плечами.
— «Их штее хир, их каннт нихт андерс,» — процитировал врач. — Слова Лютера. «Я здесь стою и не могу иначе.»
Вот теперь я видел его таким, какой он есть, — спокойным, подтянутым, чуть меланхоличным — и даже не от ожидания ареста, а от некоего общего меланхолического склада души.
После того как мы приняли по первому стопарику, он встал и открыл стоявший в углу сундук. Вытащил оттуда стопку книг и бумаг, перенес на стол.
— Вот все мое антисоветское добро, — сказал он.
— Все книги не по-нашенски, — заметил я.
— Все по-английски. Я специально только на языке брал. Вот книга, которую я давно мечтал прочесть. Фрейд. Знаменитый врач и ученый. Как раз вопросами сна занимался — что это за феномен и как влияет сон на человеческую психику. У нас фрейдизм объявлен реакционной лженаукой, и если бы не дар союзников… Да, меня за одну эту книгу укатают на всю катушку. Было бы у нас время, я бы вам порассказал о его теориях. Вы, я вижу, снами интересуетесь, и вам бы очень на пользу пошло. Но времени нет. Авось, когда-нибудь сами прочтете в переводе на русский, когда разберутся во всем и поймут, что кроме истинной науки ничего в его книгах нет. Есть тут у меня к вам одна просьба…
Читать дальше
.