Алексей Биргер - Тёмная ночь

Штиблета вполне можно было назвать супершпионом воровского мира. Ему поручали распутать такие случаи, которые бы никто, кроме него, не распутал. И его донесения, что и как, проверкам не подлежали: раз Штиблет сказал, значит, так оно и есть, сомневаться не стоит.

Если эта встреча не случайна, если Штиблета — лучшего из лучших — пустили по его следу, то дела Кирзача плохи. За взятие общака его собираются казнить так, чтобы другим неповадно было. И розыск налажен лучше, чем у любой милиции…

По лагерям ходили байки, как Сталин казнил генерала Власова, когда заполучил наконец в свои руки. Мол, сперва тонкой струной душили и отпускали, потом за ребра на крюк повесили, умирать, потом, недоумершего, живьем сожгли… Правда это было или нет, но Кирзач не сомневался, что паханы вполне могут придумать для него нечто подобное, если живым поймают. В определенном смысле, для Кирзача сейчас безопасней и спокойней всего было бы в камере смертников… но до этой камеры еще надо добраться, совершив такое, о чем и сто лет спустя во всем блатном мире будут сказы травить, и с каждым сказом, с каждым поколением, легенда о Кирзаче, тряхнувшем все государство и самому генсеку натянувшем нос, будет становиться все ярче и забористей… Тогда-то простятся ему и взятый общак, и многое другое.

Случайна или нет встреча, но не признать Штиблета было бы совсем глупо.

— Здорово, Штиблет, — вполголоса отозвался Кирзач.

— Вот так-то лучше, — Штиблет переместился через проход, присел рядом с Кирзачом. — Натворил ты делов, браток. Даже до меня докатилось.

— До тебя-то, небось, в первую очередь, — криво усмехнулся Кирзач.

— Зря ты так. И деньгами поделиться я тебя не попрошу, за молчание. Опасные это деньги, руки насквозь прожгут. Не хочу, чтобы меня рядом с тобой положили. Но помочь — помогу. Хорошие люди просили помочь, коли встречу. Те, которые всей душой, чтобы ты свое дело до конца довел и все это государство фраеров оскандалил. Если я тебе помогу, и при этом общаковские бабки с тебя не сниму, то я чист буду во всем, и перед теми, и перед другими. Никто мне никакую предъяву не сделает. Но и ты про меня не расколись, если тебя легаши заметут.

Кирзач напряженно соображал. Точнее, нутро у него напряглось, подсказывая правильные решения, потому что нельзя было назвать мыслительным процессом то, что происходило у него в башке. Вроде, очень складно Штиблет поет. И еще два месяца назад Кирзач этому пению поверил бы. Но теперь он угадывал, по каким-то волнам, исходившим от Штиблета: тот закинул одну из своих психологически точных наживок, на которые собеседник должен клюнуть и с радостной душой побежать за Штиблетом, куда он поведет — на убой. В самом деле, что может быть убедительней, чем отказ от денег, потому что за общаковские деньги зарежут, соединенный с готовностью помочь, потому что большие паханы помочь распорядились. Мол, я на твоей стороне, но так, чтобы не поссориться ни с теми, ни с другими…

На самом деле, Кирзач знал — ЗНАЛ, тем знанием, которое берется ниоткуда и которое объяснить невозможно — что Штиблет заманивает его в ловушку.

— Ты специально меня искал? — спросил Кирзач.

— Не то, чтоб… Я догадывался, что ты где-то в наших краях привал сделаешь.

— Почему?

— В Калугу бы ты не сунулся, факт. А человек обычно выбирает место, прямо противоположное тому, где его ждут с нелюбовью. Что у нас прямо противоположное от Калуги, если через Москву поглядеть? Правильно, Владимир, Иваново… Но до Иванова ты бы не доскакал. Значит, Владимир, вернее всего. Ярославль и Калинин я тоже исключил. А мне все равно во Владимир надо было скататься, старому корешу, который в централе сейчас, передачку закинуть. Дай, думаю, пошукаю по городу, чем черт не шутит, когда Бог спит. И точно, навел на тебя чертяка. Сам-то я теперь в Петушках живу, хата хорошая. Так что могу пригреть тебя на денек-другой.

«Врешь ты все, — думал Кирзач. — И „хату“ в Петушках, на отшибе каком-нибудь, без хозяев, хозяева в другом месте живут, вы сняли на неделю, чтобы меня закопать. Засада в хате, точно. Только как, все-таки, ты меня вычислил и выследил, Штиблет? Как угадал, что я через Петушки двигаться буду? Да, равных тебе нет… Даже жаль, что придется тебя положить, мы б с тобой таких делов еще натворили бы, по-иному судьба карты кинь.»

А речи Штиблета журчали плавно — успокаивали и расслабляли, и Кирзач подыграл, изобразил расслабленность и успокоенность.

— Тихая хата — это хорошо, — сказал он. — Да мне бы буквально денек перекантоваться.