— Том сейчас с вами? — спросил Хиллман.
— Более или менее. Он поблизости.
— Можно мне с ним поговорить?
— Нет.
— Но я должен точно знать, что он жив.
Мужчина надолго замолчал.
— Вы мне не доверяете, мистер Хиллман? Я не люблю этого!
— Как я могу доверять… — Хиллман смолк на полуслове.
— Я знаю, что вы хотели сказать. Как можно доверять такому паршивому пресмыкающемуся, как я? А дело не в этом, Хиллман. Дело в том, можем ли мы доверять такому пресмыкающемуся, как ты. Мне известно о тебе больше, чем ты думаешь, Хиллман.
Молчание. Слышно только хриплое дыхание.
— Ну, я могу?
— Что… вы можете? — спросил Хиллман отчаянно.
— Могу я доверять тебе, Хиллман?
— Конечно, вы можете доверять мне.
Снова тишина. Наконец мужчина заговорил. Голос его стал хриплым.
— Я полагаю, ты сдержишь слово. О’кей. Я хочу получить твои деньги, но скажу тебе прямо, это не выкуп. Твой сын не похищен, он пришел к нам по своей собственной воле…
— Я не… — проглотил оставшиеся слова Хиллман.
— Ты не веришь мне. При первой же возможности спроси его сам. Я пытаюсь помочь тебе заплатить мне деньги за информацию, вот и все, а ты называешь меня по-всякому, Бог знает как…
— Нет. С чего вы взяли? Я же не называл.
— Ну, так думал.
— Послушайте, — сказал Хиллман, — обсудим дело. Скажите, куда и когда я должен принести деньги. Они будут доставлены. Я даю гарантию.
В голосе Хиллмана появились резкие нотки. Мужчина на другом конце провода капризно отреагировал на них.
— Не надо сердиться. Я сообщу условия, а ты постарайся ничего не забыть.
— Давайте, — сказал Хиллман.
— Всему свое время. Думаю, сейчас лучше всего будет предоставить тебе возможность подумать, Хиллман. Спустись со своих высот и постой на коленях. Ты этого заслуживаешь.
Он повесил трубку.
Когда я вошел в гостиную, Хиллман все еще стоял с трубкой в руках. Он растерянно положил ее и направился ко мне, покачивая головой.
— Он не захотел дать мне никаких гарантий относительно Тома.
— Они ничего не сделают: им нужны деньги. А нам остается только положиться на их милосердие.
— Их милосердие! Он разговаривал как маньяк. Он, казалось, упивался моим… моим горем.
Хиллман опустил голову.
— Не думаю, что вы имели дело с явным маньяком, хотя, конечно, он не производил впечатления уравновешенного человека. Полагаю, он дилетант или мелкий вор, который видит свой шанс на успех в том, чтобы разговаривать так грубо. Это тот же человек, что звонил утром?
— Да.
— Нет ли какой-нибудь возможности опознать его голос? Был какой-то намек на личные взаимоотношения, может быть, на обиду? Не мог ли он раньше работать у вас?
— Очень сомневаюсь. Мы нанимаем только порядочных людей. А этот парень разговаривал как человек, потерявший всякое достоинство. — Его лицо вытянулось. — И вы говорите, что я должен полагаться на его милосердие.
— Есть ли хоть доля истины в том, будто Том пришел к ним по доброй воле?
— Конечно нет. Том — приличный парень.
— А как насчет решения суда?
Хиллман не ответил, легкое замешательство тоже можно было считать ответом. Он подошел к бару и налил себе стакан виски, я приблизился к нему.
— Не мог ли Том придумать эту историю с похищением?
Он взвешивал стакан в руке так, словно раздумывал, не запустить ли его мне в голову, и, прежде чем он отвернулся, его покрасневшее лицо снова приобрело поразительное сходство со злобной маской.
— Это абсолютно невозможно! Вы причиняете мне боль такими предположениями.
— Я не знаю вашего сына. А вам следовало бы знать его.
— Он не способен на такое.
— Но вы отдали его в школу в «Проклятой лагуне».
— Я был вынужден.
— Очень бы хотелось знать — почему.
Хиллман яростно повернулся ко мне:
— Вы все время упорно возвращаетесь к одному и тому же вопросу. Чего вы добиваетесь?
— Я пытаюсь только определить, как далеко зашел Том. Есть ли основания думать, что он сам себя похитил, чтобы наказать вас или вытянуть из вас деньги. В таком случае вам следовало бы обратиться в полицию нравов.
— Вы с ума сошли!
— А Том?
— Конечно нет! Честно говоря, мистер Арчер, я устал от вас и ваших вопросов. Если хотите оставаться в моем доме, это возможно только при соблюдении моих условий.
Это нужно было расценивать как предложение убраться отсюда, но меня что-то удерживало. Почему-то этот случай глубоко меня задел.
Хиллман вновь наполнил стакан и выпил половину.
Читать дальше