Олег Дудинцев - Заказуха [сборник]

Надежда машинально открыла дверь, взяла корзину и понесла ее в ванную комнату. Высыпав грибы в таз, она вернулась и молча сунула ее в руки владельцу.

— Сам-то когда будет? — поинтересовался гость.

— Не докладывал, — устало ответила она.

— А то с апреля его не видели. Мы уж волноваться стали.

Какой-то внутренний голос вдруг подсказал Надежде, что этот с виду невзрачный человек может определить всю их дальнейшую судьбу, и поэтому неожиданно для себя она откровенно призналась:

— В тюрьме он.

— Как в тюрьме? За что?

— Вроде как за деньги бомжей убивал. Почти месяц как в «Крестах» сидит, — сообщила Надежда, и гость после ее слов отшатнулся и всплеснул руками.

— Он сам в этом признался?

— Ни в чем он не признавался. Его другие обвиняют.

— Мать честная. Он что, спятил? — простонал незнакомец. — А где эти убитые жили? — спросил он у Надежды.

— На проспекте Энтузиастов, на Турбинной и где-то на Петроградской стороне, — припомнила она.

Незнакомец протянул ей корзину.

— Оставь пока у себя, мне необходимо в милицию.

Убедившись, что пришелец имеет отношение к истории с мужем, Надежда разъяснила ему, как добраться до ближайшего отдела милиции, и тот заспешил вниз по лестнице.

Через несколько часов после явления Надежде столь странного гостя в квартире Георгия Николаевича Субботина раздался телефонный звонок.

Свой первый и последний за месяц свободный день Субботин на пару с женой провел на огороде в Кипени. Все остальные положенные по законодательству выходные он с коллегами посвятил милицейской службе, участвуя по приказу свыше во внешне шумливых операциях под громкими и экзотическими названиями, результатом которых было лишь растущее недовольство сотрудников и их близких, накопившаяся злость и усталость да несобранный урожай корнеплодов на огородах.

Провозившись до вечера на грядках и потаскав увесистые мешки с картофелем, он, вернувшись домой, прогрел под горячим душем нывшую поясницу, отужинал и прилег перед телевизором, мужественно борясь со сном. Это блаженное состояние и нарушил звонок его заместителя Игоря Ковалева.

— Николаич, Серебряков объявился! — возбужденным голосом сообщил тот.

— Какой Серебряков? — нехотя отозвался Субботин.

— Бомж наш убитый с Турбинки.

— Где труп-то обнаружили?

— Какой там труп. Он живой и невредимый на Васильевском острове в дежурной части сидит. Я за ним «уазик» отправил, скоро должны привезти, — начал рассказывать заместитель, и Субботин осознал, что его короткому отдыху пришел конец, и от этой тягостной мысли вновь заныла поясница. — Представляешь, сам явился и стал им про убийства втолковывать, — продолжал Ковалев. — Дежурный ничего не понял, проверил его по адресному, а там наш «сторожевик» стоит.

— Слушай, Игорь, а что там с делом? — спросил Субботин.

— Там все в ажуре, даже в Москву доложили. Я на днях с операми из «убойного» беседовал, так их начальство дырочки себе сверлит, уже наградные документы послали. Скоков месяц как арестован, три эпизода за ним, — объяснил Ковалев.

— Он что, в «расколе»?

— Вообще молчит и никаких показаний не дает, на адвоката с кулаками на бросился.

Всю дорогу в отдел Субботин проигрывал всевозможные варианты развернувшихся полгода назад событий и, едва ступив на порог вверенного ему подразделения, сразу поднялся на второй этаж в кабинет зама, где перед Ковалевым уже томилась пресловутая жертва коллективного сговора.

— Вот он, наш педагог сгинувший, — улыбаясь, объяснил тот начальнику и вновь обратился к Серебрякову: — Поделись с товарищем майором, как тебя воскреснуть сподобило?

— Я и не пропадал, как жил в Новгородской области, так и живу, — ответил тот. — А прошлой осенью, когда жилье потерял, обосновался в вашем районе. Я здесь когда-то в технаре учился.

— Биографию можешь опустить, — усаживаясь, перебил его Субботин. — Мы с ней детально ознакомились. Лучше о Скокове расскажи.

— Он правда за убийство сидит? — все еще не веря, спросил Серебряков.

— А ты думал, что ему за заслуги перед городом на доме мемориальную дощечку повесили?

— Вы все шутите, а мне сейчас не до шуток, — обиделся Серебряков. — Хорошего человека ни за что в тюрьме держат.

— А нас, хороших, когда мы сутками с работы не уходили, подвиги твои описывали и мощи по всему городу искали, вам жалко не было? — вскипел Ковалев.

Под тяжестью предъявленных обвинений Серебряков сник, виновато глядел на сыщиков, потом продолжил свой занимательный рассказ: