Пер Валё - Розанна. Швед, который исчез. Человек на балконе. Рейс на эшафот

Мартин Бек встал, сначала заглянул в щель, потом исчез внутри. Меландер вынул из кармана трубку и кисет, набил трубку табаком, закурил. Мартин Бек вернулся. Они молча ждали. Иногда они слышали голос телефонистки и щелчки при переключении разговоров. Кроме этого, сюда доносился только слабый уличный шум. Мартин Бек листал прошлогодний номер журнала «Промышленность», Меландер сидел с полуприкрытыми глазами.

В десять минут десятого открылась входная дверь и вошла женщина в меховой шубе, высоких сапогах и с большой сумкой, висящей на плече.

Она кивнула телефонистке и быстрым шагом направилась к приоткрытой двери. Не замедляя шага, она бросила равнодушный взгляд на сидящих и захлопнула за собой дверь.

Еще через десять минут пришел Форсберг.

Одет он был так же, как и вчера, двигался быстро и энергично. Он уже собирался повесить плащ, как вдруг заметил Бека и Меландера. На какую-то долю секунды он замер, но тут же овладел собой, повесил плащ и подошел к ним.

Мартин Бек и Меландер одновременно встали. Бьёрн Форсберг вопросительно приподнял брови, однако, прежде чем он успел открыть рот, Мартин Бек протянул ему руку и представился:

— Комиссар Бек, а это старший помощник комиссара Меландер. Мы хотели бы поговорить с вами.

Бьёрн Форсберг пожал им руки.

— Не вижу никаких препятствий, — сказал он. — Прошу вас, входите.

Он придержал дверь, когда они входили, и казался спокойным, даже веселым. Он кивнул секретарше и сказал:

— Добрый день, фрекен Шёльд. Список дел на сегодня мы составим позже. Сейчас у меня должна состояться краткая беседа с этими господами.

Кабинет директора был большой, светлый, обставленный элегантной мебелью. Голубой ковер полностью закрывал пол, большой письменный стол сверкал пустой столешницей. На столике возле вращающегося кресла с обивкой из черной кожи стояли два телефона, диктофон и специальный «директорский» телефон. На широком подоконнике стояли четыре фотографии в оловянных рамочках. Жена и трое детей. Между окнами портрет масляными красками, изображающий, очевидно, тестя. Бар, столик для совещаний с графином воды и подносом со стаканами, диванчик с креслами, застекленный шкафчик с книгами и фарфоровыми безделушками, в стену аккуратно вмонтирован сейф.

Все это Мартин Бек успел заметить еще до того, как за ними закрылась дверь и Бьёрн Форсберг направился к своему письменному столу.

Остановившись за столом, Форсберг оперся левой рукой на столешницу, наклонился и сунул правую руку в открытый ящик. Когда он снова выпрямился, его пальцы сжимали рукоятку пистолета.

По-прежнему опираясь одной рукой на стол, другой он засунул в рот ствол пистолета. Его губы сжали сверкающую сталь. Глядя на Мартина Бека, он нажал на спусковой крючок. Взгляд его по-прежнему оставался веселым.

Это произошло так быстро, что Мартин Бек и Меландер успели пройти только половину пути от двери до письменного стола, когда Бьёрн Форсберг рухнул на сверкающую столешницу.

Пистолет был снят с предохранителя, спусковой крючок нажат, и раздался щелчок, как при ударе бойка по капсюлю, однако пуля, которая должна была пробить нёбо и выбросить почти весь мозг Форсберга через тыльную часть черепа, не вылетела из ствола. Она осталась в гильзе. Патрон вместе с пятью остальными патронами, которые находились в обойме, лежал в кармане Мартина Бека.

Мартин Бек вынул один патрон из обоймы, повертел его в пальцах и прочел надпись на шейке гильзы: «Металверкен, 38». Патроны были шведские, однако пистолет американский, «Смит-энд-Вессон 38 спешл», произведенный в Спрингфилде, штат Массачусетс.

Бьёрн Форсберг лежал, прижавшись лицом к столешнице, его тело сотрясала крупная дрожь. Через несколько секунд он сполз на пол и начал кричать.

— Надо бы вызвать «скорую помощь», — сказал Меландер.

Рэнну со своим магнитофоном снова пришлось дежурить в палате Каролинской больницы. Однако на этот раз не в хирургическом отделении, а в психиатрической клинике, и компанию ему составлял не ненавистный Улльхольм, а Гунвальд Ларссон.

Бьёрна Форсберга лечили разными методами, ему делали успокоительные уколы, и занимающийся им врач-психиатр несколько часов не покидал палату. Больной по-прежнему повторял одно и то же:

— Почему вы не дали мне умереть? — Он повторил это уже много раз и сейчас снова сказал: — Почему вы не дали мне умереть?

— Да, действительно, почему? — пробормотал Гунвальд Ларссон и встретился со строгим взглядом врача.