Пер Валё - Розанна. Швед, который исчез. Человек на балконе. Рейс на эшафот

— Рэнн тоже кое-что установил, — сказал Гунвальд Ларссон.

— Что именно?

— То, что «днрк» означает «я не узнал его». Не говоря уже о каком-то типе по фамилии Самалсон.

Это было все, что удалось установить к среде, пятнадцатому ноября.

Шел снег. Падали большие мокрые хлопья. Уже стояла непроглядная темень.

Конечно же, человека по фамилии Самалсон не оказалось. По крайней мере, в Швеции.

В четверг им вообще ничего не удалось узнать.

В четверг вечером, когда Кольберг вернулся к себе домой на Паландергатан, было уже больше одиннадцати. Его жена читала, сидя у торшера. На ней был коротенький халатик, и она сидела в кресле, поджав под себя ноги.

— Привет, — поздоровался Кольберг. — Как твои курсы испанского?

— Естественно, никак. Даже представить себе смешно, что вообще можно чем-то заниматься, будучи женой полицейского.

Кольберг не ответил. Он быстро разделся и отправился в ванную. Побрился, долго стоял под душем, надеясь, что разгневанный сосед по дому не позвонит в полицию и не обвинит его в том, что, пустив воду, он нарушил ночную тишину. Потом он надел пижаму, прошел в комнату и, усевшись напротив жены, стал задумчиво смотреть на нее.

— Давненько я тебя не видела, — сказала она, не отрывая глаз от книжки. — Как там у вас дела?

— Паршиво.

— Жаль. Просто не хочется верить, что в центре города, в автобусе кто-то может застрелить несколько человек просто так, без всякой причины. А полиция не находит ничего лучше, как устраивать глупые рейды по ларькам. Это просто удивительно.

— Да, — согласился Кольберг. — Это в самом деле удивительно.

— Кроме тебя, есть хотя бы один, кто не был дома тридцать шесть часов?

— Наверняка.

Она продолжала читать, а он молча сидел десять или, может быть, даже пятнадцать минут, не сводя с нее глаз.

— Что это ты так смотришь на меня? — спросила она, по-прежнему не глядя на него, но уже с теплыми нотками в голосе.

Кольберг не ответил, и со стороны казалось, что она всецело поглощена чтением. Гюн была темноволосая и кареглазая, с правильными чертами лица и густыми бровями. Она была на четырнадцать лет моложе его — недавно ей исполнилось двадцать девять, — и она, как прежде, казалась ему очень красивой. Наконец он заговорил:

— Гюн?

Она впервые за то время, что он находился дома, взглянула на него со слабой улыбкой и бессовестным чувственным блеском в глазах.

— Да?

— Встань.

— Пожалуйста.

Она загнула уголок страницы, на которой остановилась, закрыла книгу и положила ее на подлокотник кресла. Потом поднялась и встала перед ним, не сводя с него глаз, опустив руки и широко расставив босые ноги.

— Отвратительно, — сказал он.

— Что отвратительно? Я?

— Нет. Отвратительно, когда загибают страницы книги.

— Это моя книга, — сказала она. — Я купила ее на свои деньги.

— Раздевайся.

Она подняла руку к вороту и начала расстегивать пуговицы — медленно, одну за другой. По-прежнему не отводя от него взгляда, она распахнула легкий халатик и сбросила его на пол.

— Повернись, — сказал он.

Она повернулась к нему спиной.

— Красивая.

— Спасибо. Мне так и стоять?

— Нет. Спереди ты лучше.

— Неужели?

Она повернулась кругом и посмотрела на него с тем же самым вожделеющим выражением лица.

— А на руках ты умеешь стоять?

— Во всяком случае, до того, как с тобой познакомиться, могла. Потом в этом уже не было необходимости. Попробовать?

— Не нужно.

— Но я смогу…

Она подошла к стене, перевернулась, встав на руки и упершись ногами о стену. На первый взгляд без всякого труда. Кольберг с интересом смотрел на нее.

— Мне так и стоять? — спросила она.

— Нет, не нужно.

— Но я охотно буду стоять, если это тебе нравится. Если я потеряю сознание, прикрой меня чем-нибудь. Набрось что-нибудь сверху.

— Нет, не нужно, встань.

Она ловко встала на ноги и оглянулась на него через плечо.

— А если бы я сфотографировал тебя в таком виде, — спросил он, — что бы ты на это сказала?

— Что ты подразумеваешь под словами «в таком виде»? Голую?

— Да.

— Вверх ногами?

— А если и так?..

— Но ведь у тебя нет фотоаппарата.

— В самом деле нет. Однако это неважно.

— Конечно, можешь, если у тебя есть такое желание. Можешь делать со мной все, что тебе угодно. Я ведь уже говорила тебе это два года назад.

Он не ответил. А она по-прежнему стояла у стены.

— А что бы ты делал с этими фотографиями?

— Вот в этом-то весь вопрос…

Она подошла к нему и сказала: