Пер Валё - Розанна. Швед, который исчез. Человек на балконе. Рейс на эшафот

– Все в полном порядке, – глуповато сказал он.

Женщина побежала к кустам, и через минуту они услышали звонкий детский голосок:

– Привет, мамочка.

У Ингемунда Франсона с лица исчезло всякое выражение, а глаза у него забегали.

Квант крепко взял его за локоть и сказал:

– Так, Калле, поехали.

Кристианссон захлопнул заднюю дверцу, сел за руль и включил зажигание. Он посмотрел на шоссе и сказал:

– Только одного я не пойму.

– Чего? – сказал Квант.

– Кого они там обложили, в этом Юргордене.

– Мне бы тоже очень хотелось это знать, – сказал Квант.

– Прошу вас, не держите меня так крепко, – попросил мужчина по имени Ингемунд Франсон. – Мне немножечко больно.

– Замолчите! – воскликнул Квант.

Мартин Бек все еще стоял на Епископском мысу в Юргордене, в восьми километрах от Хювюдста-Алле. Он стоял неподвижно, левой ладонью обхватив подбородок, и смотрел на Колльберга. Тот был красный, как рак, и с него ручьем лился пот. Мотоциклист в белом шлеме с рацией отдал честь и умчался прочь.

Две минуты назад Меландер и Рённ поехали на Бондегатан с мужчиной, который утверждал, что его фамилия Фристедт, чтобы дать ему возможность подтвердить свою личность. Но это была уже только пустая формальность. Ни Мартин Бек, ни Колльберг уже не сомневались, что в Юргордене шли по ложному следу.

Там все еще ждал один патрульный автомобиль. Колльберг стоял у открытой дверцы возле водителя, Мартин Бек чуть дальше.

– Что-то есть, – сказал водитель полицейского автомобиля, – что-то по рации.

– Что именно? – безразлично спросил Колльберг.

Полицейский прислушался.

– Это два парня из Сольны, – сказал он. – Радиопатруль.

– Ну?

– Они нашли его.

– Франсона?

– Да. Он у них в машине.

Мартин Бек подошел к автомобилю. Колльберг пригнулся, чтобы лучше слышать.

– Что они говорят? – спросил Мартин Бек.

– Все совершенно ясно, – сказал полицейский в автомобиле. – Его личность установлена. Да он и сам сразу признался. И кроме того, у него в кармане были голубые детские трусики. Его схватили на месте преступления.

– Что? – сказал Колльберг. – На месте преступления? Так значит, он…

– Нет. Они подоспели вовремя. С девочкой ничего не случилось.

Мартин Бек уперся лбом в край крыши автомобиля. Металл был пыльный и горячий.

– Боже мой, Леннарт, – сказал он, – все кончилось.

– Да, – сказал Колльберг. – На этот раз.

Вечером тринадцатого ноября в Стокгольме шел дождь. Мартин Бек сидел в квартире Кольберга недалеко от станции метро «Шермарбринк» и играл с хозяином в шахматы. Последние несколько дней ничего серьезного не происходило, поэтому они были относительно свободны.

Мартин Бек играл скверно, но ему все же каким-то образом удавалось оказывать сопротивление. У Кольберга была дочь, которой недавно исполнилось два месяца, и в тот вечер ему пришлось исполнять роль няньки, а Мартин Бек не испытывал особого желания возвращаться домой, всячески оттягивая тот момент, когда придется это сделать. Погода была отвратительная. По крышам и окнам барабанил проливной дождь, улицы почти опустели. Попадались лишь одинокие прохожие, у которых, очевидно, были серьезные причины, чтобы выйти в такую погоду из дома.

У посольства США на Страндвеген и на ведущих к площади соседних улицах четыреста двенадцать полицейских сражались с примерно вдвое большим числом демонстрантов. Полицейские были вооружены гранатами со слезоточивым газом, пистолетами, резиновыми дубинками, в их распоряжении были автомобили, мотоциклы, коротковолновые радиостанции, мегафоны. Одни шли с овчарками, другие были верхом на лошадях. Демонстранты были вооружены петицией и бумажными плакатами, расползающимися под проливным дождем. Вряд ли их можно было считать монолитной группой, поскольку тут были самые разные люди — от тринадцатилетних школьниц в джинсах и шерстяных полупальто с капюшонами и весьма серьезных деятелей студенчества до провокаторов, профессиональных хулиганов и даже восьмидесятипятилетней актрисы в берете и с голубым шелковым зонтом. Какой-то стимул давал им силы противостоять ливню и всему остальному, что бы ни произошло.

Полицейские, в свою очередь, тоже не представляли собой элиты. Их собрали сюда со всех полицейских участков города. Тем, у которых был знакомый врач или кто сумел каким-то иным способом выкрутиться, удалось избежать этого неприятного поручения. Остались лишь те, которые знали, на что шли, и одобряли это (таких на полицейском жаргоне называли «петухами»), и те, которые были слишком молоды и неопытны, чтобы решиться на отказ от участия в происходящем, и, помимо всего прочего, не имели ни малейшего понятия, в чем они, собственно, участвуют и уж тем более во имя чего. Лошади вставали на дыбы и грызли удила, полицейские нервно хватались за кобуры пистолетов и непрерывно махали дубинками. Молоденькая девушка несла плакат с надписью: ИСПОЛНИ СВОЙ ДОЛГ! СОБЕРИ БОЛЬШЕ ПОЛИЦЕЙСКИХ ВМЕСТЕ! Трое патрульных, каждый весом по восемьдесят пять килограммов, набросились на нее, разорвали плакат, потащили к полицейской машине, выкручивая руки и хватая за грудь. В этот день ей как раз исполнилось тринадцать лет, и груди у нее были еще не развиты.