Андрей Константинов - По счетам [litres]

Филька присел на корточки и постучал в расположенное почти вровень с землей окошко. Занавеска с той стороны приоткрылась, но мелькнувшего в окошке лица Юрий разглядеть не успел.

– Здесь обожди, – приказал Филька, спускаясь по ступенькам на звук открывшейся двери.

Юрка остался стоять на морозе, притоптывая и озираясь.

Пару минут спустя дверь внизу снова скрипнула:

– Эй, Барон! Заваливай!..

От растаявших валенок Юрки уже натекла приличная лужа, а сидящий за столом старик, щурясь, продолжал изучать привезенную из лагеря маляву. Она же – рекомендательное письмо. Закончив наконец чтение, старик снял очки и посмотрел на стоящего перед ним Юрку умным, внимательным взглядом.

– Считай, удывил, да… Так ты, выходит, самаго Чибыса знал?

– Знал. Он… был моим… ну, навроде наставника. Кушали вместе.

– О! Кстаты! – спохватился старик. – Филька! Беги до Катэрыны! Пусть па-быстраму гарячего саабразит. Видышь, человек с дароги? Замерз совсэм.

– Понял. Щас сделаем.

Филька набросил на плечи ватник и метнулся на улицу.

– И как тэбе Чибис паказался?

– Умный человек. И сильный. Его боялись все, даже вохра. Порой складывалось ощущение, что зона подчинялась Чибису полностью. При этом не ругался матом, в последнее время даже не курил… Я… я гордился дружбой с ним. И очень многое взял от него.

– Паследний раз кагда виделысь?

– Давно. В январе 47-го. А после меня в другой лагерь этапировали.

– Знаешь, что его…

– Слышал, – хмуро подтвердил Юрий. – Но за подробности не в курсе.

– Да и не нужна тэбе их знать. Падробнасти. Крепче спать будешь… Да-а-а… Да ты садись, Барон, атдыхай. Щас Катэрына, туда-сюда, пакушать принесет. Она здесь рядом, в сталовке работает… Извини, водки пака не предлагаю – в мамент развезет. Сперва щей пахлебаешь, гарячих, а патом уже водку пить станем.

– Тут, Халид, вот какое дело, – заговорил Юрий, подсаживаясь к столу. – Я ведь тебя еще в сентябре 44-го хотел сыскать. Даже билет до Москвы на руках имелся. Но – не получилось. В тот же день меня мусорá и приняли.

– А зачем? Хател?

– Хотел рассказать о том, как погиб твой ленинградский племянник.

– Гэйка?

– Он. Мы с ним в самом начале блокады закорешились. А в марте 42-го вместе, на рывок, из Ленинграда уходили.

После того как Юрка, умолчав ряд нюансов, пересказал подробности их зимнего побега, смертельно споткнувшегося на заснеженном минном поле, Халид долго молчал.

– Эх, Гэйка-Гэйка… Виноват я перед их семьей. Пэред мамой его винават… Нада была еще тагда, до вайны, парня к сэбе забрать. К делу приспасобить. Глядышь, может, жывой остался, туда-суда…

Скрипнула входная дверь, и в подвальную каморку вкатилась румяная, пухленькая молодуха лет тридцати.

Задорно звонко поинтересовалась с порога:

– Ужин туточки заказывали?

– Здэсь-здэсь! Захады, дверь закрывай. Сквазняки, врэдно мне!

Женщина, видимо та самая Катерина из столовки, по-хозяйски прошла к столу и выставила на него судки, от которых шел легкий ароматный парок. С любопытством поглядывая на незнакомца, она сняла верхнюю одежду, под которой обнаружились весьма легкомысленные по такой погоде юбчонка и кофточка, скорее подчеркивающие, нежели скрывающие аппетитные женские формы. Таких, как Катерина, раньше называли кровь с молоком: пышнотелая, белокожая, с симпатичной ямочкой на подбородке, указывающей на решительность и настойчивость обладателя оной. А еще Катерина являла собой тот редкий тип женщин, чье обаяние вне избирательно доступно каждому. Причем доступно – совершенно бескорыстно. Неудивительно, что в свою очередь и Юрий, хоть и пытался демонстрировать напускное равнодушие, нет-нет да и бросал на нее косые плотоядные взгляды.

Тем временем Катерина деловито разлила по принесенным с собою мискам щи, крупными кусками нарезала хлеб, выставила по центру стола бутылку.

– Мужчины! Кушать подано.

– Нэт, мне нэ нада. Я уже покушал, туда-сюда…

– Ничего не знаю! Я на двоих принесла.

– Он у нас парэнь маладой, за дваих съест… У меня сейчас мало-мало дела… Идти нада. А ты, Барон, не стэсняйся, кушай, атдыхай. Вернусь – дагаварим.

– Мне бы угол какой на эту ночь сыскать?

– Здесь переначуешь. А завтра – придумаэм.

Одевшись, старик направился на выход, но у самой двери задержался, окликнул:

– Катерына!

– Аюшки?

– Падайды.

– Ну, чего тебе?

– Челавек с лагеря пришол, – зашептал Халид. – Сколько лет женщыны не видел, не щупал. Опять же – замерз, туда-сюда. Панимаешь?