Андрей Константинов - По счетам [litres]

– Да ты даже представить себе не можешь, насколько это сложно! Да один маленький прокол-просчет – и меня… вон сюда же, в эту же зону, определят.

– Ах да, извини, совсем забыл про непорочную чистоту генеральских лампасов. Всё правильно: ваша хата в центре, наша хата – с краю.

– А ты меня раньше времени не сволочи`! – рассердился Кудрявцев. – И лампасами не попрекай! Я их, между прочим, не по кабинетам высидел и не по задницам начальственным вылизал!

– Ну извини. Не подумавши шлепнул.

– Вот то-то и оно. А в подобных делах прежде думать надо. Причем крепко. Да и, к твоему сведению, поговорка, тобой помянутая, изначально иной, не жлобский смысл имела. И звучала целиком: «Моя хата с краю – первым врага встречаю». Разницу чуешь?

– Чую.

– М-да… Огорошил ты меня, Юра, что и говорить. Но допустим. Сугубо теоретически, допустим, я попробую предпринять кое-какие шаги в этом направлении. Но ведь здесь ключевым должно быть согласие самой Ольги. А я очень сомневаюсь, что она на это согласится.

– А ты убеди! В конце концов, это же твоя профессия – убеждать.

– Легко сказать – убеди.

– Ну, скажи ей, к примеру, что сначала ты переправишь в Швецию ее. А потом, когда мой срок закончится, и я следом подтянусь.

– Блин! Ты что, издеваешься надо мной?

– А чего такого? Думаешь, из меня не получится респектабельного европейца? Мсье! Же не манж па сис жюр! Подайте сыну жертв сталинских репрессий!

– Не паясничай. И заруби себе на носу: переправлять за кордон тебя я не возьмусь даже теоретически!

– Да ты чего так завелся-то, Владимир Николаевич?! Нешто в самом деле не понял, что шутканул я? О, даешь! Сам посуди: кому я ТАМ, за кордоном, нужен и что я ТАМ забыл? Каковы мои, не побоюсь пафосного слова, перспективы? Становиться шведским вором? Так ведь, чтобы профессионально воровать, надо местность знать. Опять же – с тамошней братвой я не алё, ихней блатной музыке не обучен. А мелким крадуном становиться, из магазинов тефтельки, как Карлсон, таскать, согласись, глупо? В моем-то возрасте.

– Но почему сразу воровать? – поморщился Кудрявцев. – Неужели нельзя…

– А кем? – перебил Барон. – На шведскую ферму? Быкам хвосты крутить? Или, может, в местном шапито выступать, говорящей русской обезьяной?.. Ты пойми, Владимир Николаевич, у меня здесь, в определенных, так сказать, кругах, какое-никакое уважение, авторитет, имя имеются. Опять же – любимая профессия.

– Очень смешно.

– А это с какой стороны посмотреть.

– То бишь из твоей пламенной речи следует, что через полтора года, или сколько там тебе осталось, ты выйдешь на свободу и снова вернешься к прежнему… хм… ремеслу? Я правильно услышал?

– В целом да. Видишь ли, Владимир Николаевич, парадокс заключается в том, что другой жизни для себя я уже не хочу. Я человек вольный, на адреналин подсевший. И, как ни странно, в нашей, не самой свободной стране реально могу таковым оставаться. Могу не ходить каждый день на работу к восьми утра, могу плевать на мусоров, могу… Да много чего могу… Да, за всё это своя, особая плата взымается. Но это МОЙ выбор, понимаешь?

– Понимаю. Но согласиться, извини, не могу.

– Да и не надо соглашаться. Пусть каждый останется при своих. Опять же – не обо мне речь. Мне еще, как ты метко подметил, полтора года сидеть. А потому давай отмотаем пленку разговора назад и вернемся к Ольке. Так вот, за ее переправку ТУДА я готов с тобой расплатиться.

– Только не убивай меня сообщением, что у тебя на руках имеется очередной Айвазовский или Рубо! – взмолился Кудрявцев. – К слову, наследников профессора Лощинина отыскать не удалось, так что твое полотно отныне прописалось в Русском музее.

– А за это – отдельное спасибо. Но спешу успокоить: еще одного Айвазовского у меня нет. Зато имеется кое-что поинтереснее… Например, дневники Гиля.

– ЧТО?!! Они же сгорели?!! В блокаду?

– Дневники Гиля сохранились, – небрежно подтвердил Барон. – Они у меня. Вернее, спрятаны в надежном месте.

Кудрявцев ошарашенно молчал, силясь переварить свалившуюся на голову неожиданную, да что там – невероятную информацию.

Пристально наблюдающий за ним Барон догадался о том, что сейчас творится в генеральской душе, и, не удержавшись, хмыкнул:

– А я знал! Знал, что именно так ты на это известие и отреагируешь. И что на тему с дневниками деда Степана поведешься однозначно.

Насмешливая интонация заставила Кудрявцева хмуро сдвинуть брови.

– А не много ли, друг мой ситный, ты сейчас на себя берешь?