Елена Грушко - Следствие поручено мне. Повести о милиции

— Мы вот что с тобой сделаем. Разбежимся на время. Игрушку пока тут оставим. Я сам за ней приеду, потом. А ты пока потихоньку увольняйся. Жди моей телеграммы. Например, такой: «Гощу у тети, буду Хабаровске двадцатого, Нина». Значит, вылетай двадцатого, я тебя встречу.

— А наган?

— Возьму с собой. Может, пригодится.

«На черта я с тобой связался? — опять толкнуло Милютина. — Пригодится… Ухлопает кого-нибудь, а отвечать обоим придется».

— Знаешь что, Юрк? Ты возьми с собой и мои деньги.

— Почему?

— Ну как тебе сказать. Понимаешь, приеду из отпуска с такой суммой, подозрительно все-таки. Откуда, то-се.

Саня хитрил. Ему казалось, что, отдав все деньги Зубареву, он снимет с себя всю или почти всю вину. Ну, стрелял. Так не попал же. Понарошку стрелял. А так — Юрка — негодяй, в случае чего, я не я и лошадь не моя. Деньги-то не брал!!

— Давай, — подумав, согласился Юрий. — Как в банке, надежно.

В тот же день они расстались. Зубарев поехал на вокзал. Купил билет до Новосибирска. Авиабилет до Москвы он так и не сдал: решил больше не искушать судьбу. Милютин подумал и решил добираться до Камчатки морем.

В Петропавловском порту он увидел знакомых ребят сразу.

— Слышь, друг, ты случайно не землячок?

— Кажется, встречались. В Северо-Курильске? А?

— То-то лицо знакомое. Мы тут уже неделю припухаем. Озверели. Держи краба. Как зовут-то? Стоп, не говори. Сейчас вспомню. Ты еще в кабаке играл, точно? Саня! Я же тебе заказывал, помнишь: «Налетели вдруг дожди, наскандалили…» Держи краба!

Всего остального он уже не помнил. Как вдруг дружеская пятерня стала жестокой, как ойкнул он от резко вывернутой руки, как стали строгими лица земляков, как быстрые пальцы прошлись по его карманам, пошарили за поясом.

— Милютин Александр Евгеньевич?

— Д-да… А что я такого сделал? Вы что, ребята, я же из отпуска еду!

— Пройдемте.

— Да я же из отпуска…

— Разберемся.

Он еще продолжал надеяться, что все происходящее никак не связано с тем, что было в Хабаровске. От «куда здесь-то знать про то? Да еще ребятам из Северо-Курильска. Он их тоже вспомнил. Поэтому старался пошутить с ними:

— Эх, испортили встречу с родной землей. Хотел коньячком угостить. В самом деле, вы что это, братцы, живого человека? Да иду я, иду, не толкайтесь.

Однако незнакомый пожилой человек в отделении милиции сказал ему по-отечески просто, но — как обухом в лоб:

— Здравствуй, Саша. Я за тобой приехал. Знаешь, откуда?

— Понятия не имею.

— Из Хабаровска. Где Зубарев?

— А я откуда знаю? Из какого еще Хабаровска?

— Царапинка вон на щеке поджила уже. Дело молодое, как на собаке затягивает.

— На какой еще собаке? Вы не оскорбляйте. Я жаловаться буду. Хватают еще. Руку, главное, вывернули.

Друганов и рад был, что так быстро и удачно задержали Милютина, и в то же время встревожился: а где же Зубарев? И главное — где оружие? Может быть, в чемодане? Или у Зубарева? Тогда надо как можно быстрее выпотрошить этого: кто знает, что еще может выкинуть второй — с оружием, на свободе, неизвестно где. Бить надо наверняка, и тон выбрать верный. Не озлобить, не нажимать, шуточкой, легонько, не спеша.

— Про собаку — это поговорка есть такая. Не сердись, Саша. Так где, говоришь, покарябался? С кошкой не поладил или брился?

— А что, и брился!

— Что же это ты, Саша-Сашуля, стеклом бреешься? Стеклом из сберегательной кассы по улице Ленинградской в городе Хабаровске…

— Да не был, вам говорят, я в Хабаровске! Я из отпуска…

— Был, Саша, был. Вот сейчас ты это признаешь. Ольга Константиновна, будьте любезны, покажите Саше корешок того самого авиабилета, по которому он вылетел из Петропавловска-Камчатского четвертого декабря сего года в Хабаровск. Ну, Саша, смелей же, она тебя не укусит, что же ты отодвинулся?

Он и впрямь отшатнулся, а глаза впились в бледно-зеленый лоскуток бумаги, на котором была небрежным почерком написана его фамилия и дата — 4.12.75. Надо что-то было мгновенно придумывать, но всегдашняя находчивость вдруг неожиданно отказала ему в этот провальный миг. А незнакомый человек говорил и говорил, как гвозди вбивая в его взъерошенные, растрепанные мозги.

— Ты пойми, Милютин, я сейчас твою жизнь спасаю. А ты мне помочь не хочешь ради себя же. Может быть, Зубарев где-нибудь сейчас кого-то убивает. Понимаешь ты это, из твоего автомата убивает. Ведь прапорщик Горбань Владимир — сосед твой, не его. Значит, это ты автомат достал, ты. Он из него убьет — ты отвечать будешь.