Владимир Першанин - Лабиринт [Авторский сборник]

Везде платили не долларами, а рублями. Но Вадик не стал меня исправлять.

— Там у вас место не найдется? — спросил он.

— Сейчас нет.

— Может, появится?

— Вряд ли.

Я достал шестьсот рублей и положил перед ним. Дубовицкий посмотрел на деньги. Жадность боролась со здравым смыслом. Он понимал, что драть с приятеля двойную сумму (я занимал у него триста рублей) не слишком красиво, но и отказаться от дармовых денег было выше его сил. Победила жадность. Он сгреб сотенные купюры и сунул в карман.

— Магнитофон я завтра привезу, — сказал он.

— Оставь его себе.

— Да ну, зачем…

Он покосился на бутылку коньяка, из которой я налил ему лишь две рюмки, и вздохнул:

— Ну что… я пошел?

Я не стал его удерживать. Дубовицкий своим заискиванием был мне противен. Катя тоже не хотела его больше видеть. Возможно, ей не хотелось вспоминать, как мы занимались сексом в одной квартире.

— Не зови Дубовицкого к нам, — сказала она.

— Хорошо. Да я его и не звал. Он сам заявился.

Спустя месяц я случайно встретил Вадика на улице возле Арбатского гастронома. Он еще с института пил весьма изрядно и был, как всегда, на взводе. На этот раз Вадик взял совсем другой тон. Что-то похожее на фамильярность старого приятеля:

— Как фирма? Пашет?

— Пашет.

— Ну, ничего, я тоже себе что-нибудь найду. А ты забываешь добро. Ведь это я познакомил тебя с Катькой.

— Всех нас кто-то знакомит, — философски заметил я.

— Смотри, расскажу Катьке!

— Что именно?

— Как ты богатую невесту искал.

— Валяй, хоть сейчас. Но коли ты еще раз появишься возле нашего дома, будешь иметь дело с начальником охраны тестя. Знаешь, что он делает с такими, как ты? Молча ломает им руки и ноги. В зависимости от настроения.

Приятель исчез. Он знал, что с моей семьей связываться опасно. Больше я его не встречал. Вскоре Дубовицкий окончательно спился и погиб нелепой смертью. Поздно ночью жена не пустила его пьяного домой, он упал со ступенек, разбил голову и замерз. За ночь никто к нему так и не вышел. На похороны мы не пошли. Но спустя годы во мне шевельнулось чувство вины. Ведь Дубовицкому я был обязан. Несмотря на зазнайство и болтливость, он был веселым и открытым парнем, часто выручавшим меня мелочевкой на сигареты или пирожки. Я мог помочь ему, но не сделал этого.

Теперь о том, как складывалась наша жизнь с Катей.

Спустя год у нас родилась дочь — Настя. Тесть понемногу привыкал ко мне, а после рождения дочки признал, как члена семьи. Не совсем, правда, полноценного, но все же… Мы с ним хорошо напились, он даже снизошел до беседы со мной и подарил новенькую небесно-голубую «Ауди». Спустя некоторое время я возглавил небольшую, но доходную фирму, где шестьдесят процентов акций принадлежали мне и Кате.

Шло время больших перемен. Вдруг исчезла КПСС, потом прекратил свое существование Союз, сменился президент, и грянула небывалая инфляция. Разваливалась страна, армия, экономика, и где-то бастовали шахтеры. Но все это не затрагивало благополучия нашей семьи. Тесть, получивший доступ к нефти, разбогател еще больше. Мы с Катей летали загорать на Кипр и каждые полгода меняли иномарки. Но если с материальной стороны все обстояло благополучно, то мои отношения с богатой женой складывались куда сложнее.

Когда мы шагали с Катей под венец, наша будущая жизнь виделась мне следующим образом. Жена-дурнушка обожает своего красивого мускулистого мужа, отнюдь не дурака и умеющего удовлетворить ее в постели. Я всячески доказываю ей свою любовь и являюсь хозяином в семье или, по крайней мере, полноценным партнером. Конечно, пользуюсь определенной свободой и плюс нашими деньгами. А деньги и свобода это такая заманчивая вещь, что я начинал невольно облизываться. Я любил женщин, веселую жизнь, поездки к морю и московские тусовки. От перспектив кружилась голова.

Тесть и Альбина Николаевна в наши семейные дела не лезли и жить мне не мешали. Зато быстро охладила мои восторги Катя. В безалаберной девочке-подростке был заложен властный характер отца и далеко не детская проницательность. Эти качества не слишком выделялись, пока летели медовые месяцы. Летом Катя вынашивала и рожала дочку, шумно праздновались крестины, и мы принимали многочисленных гостей.

Ее характер дал себя знать после рождения дочки. Насте шел второй или третий месяц. Катя сидела дома, а я продолжал праздновать. Снова, как в студенческие времена, сбилась веселая компания.

Мы шатались по барам, и я, наверстывая упущенное, переспал с полдесятком молодых подружек. Катя, как я считал, ни о чем не догадывалась. Однажды вечером, когда по наспех выдуманной легенде я собирался к друзьям в баньку, Катя вдруг заявила, что я никуда не поеду.