Владимир Власов - Мономах. Смерть банкира

— Послушай, — Леха с силой притянул к себе девушку и горячо зашептал прямо в лицо: — Ты, рыжая стерва! Только посмей выносить это за пределы своей хаты! Я тебе кумпол продырявлю, ясно?

— Ого, это уже серьезней, — рассмеялась Зоя.

Казалось, она совершенно не испугалась, а угрозы в свой адрес воспринимала не иначе, как увлекательное приключение. Ее дерзкий тон немного отрезвил Дардыкина.

— Прости, — извинился он и отпустил Зою. — Я в жутком трансе… Сам не знаю, что творю.

— Я тебе помогу, потому что… верю, — в голосе девушки послышалась твердость, и Леха подумал, что эта самая лучшая новость за сегодняшний день.

Они поднялись в квартиру журналистки. Зоя открыла дверь и первой переступила порог. Зажгла свет в прихожей, посмотрелась в большое старинное зеркало и показала самой себе язык.

— Терпеть не могу готовить, но может ты голоден? — чуть погодя, спросила она.

Только сейчас Дардыкин вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего дня. Домой он так и не успел добраться, так как в метро вспомнил о том злосчастном выстреле.

— Да, пожрать не мешало бы, — кивнул он.

Зоя презрительно фыркнула и, нахмурив брови, заключила:

— Все мужчины только и думают о своем желудке. Даже, когда им грозит опасность, аппетит у них не пропадает. К сожалению!

И прямой наводкой направилась на кухню.

Дардыкин прошел в гостиную, опасливо опустился на диван. У него появилось ощущение, что он находится в музее и сейчас получит строгий нагоняй от смотрителя за то, что посмел осквернить своим задом произведение искусства.

— Ну, чем ты тут занимаешься? — громкий голос Зои заставил Леху вздрогнуть.

Он вскочил и пробормотал:

— Да вот, думаю, откуда у тебя все эти вещи…

— Остались от бабушки. Она была известной театральной актрисой. Даже видела Станиславского, представляешь?

Леха не знал, кто такой Станиславский, но на всякий случай кивнул.

— Это ее квартира, которая перешла мне по наследству. Тут любая вещь — находка для коллекционера, но я не хочу ничего продавать… Если только круто не прижмут финансы, но это вряд ли… — неожиданно Зоя прервала свои размышления, принюхалась и сорвалась с места со словами: — Яичница горит!

— Что ж, могло быть и хуже, — пробормотал Леха.

Через полчаса они сидели за круглым столом и за обе щеки уплетали подгоревшую яичницу. Несмотря на пренебрежительное отношение к аппетиту мужчин, Зоя и сама была не прочь вкусно поесть. Она набросилась на приготовленную еду с жадностью, словно не ужинала, по крайней мере, неделю. Выпила две чашки чая, заглотнула три бутерброда с маслом и сыром, а затем, мгновение поразмыслив, взяла четвертый.

Когда все тарелки опустели, девушка решительно сгребла их в кучу, сунула в мойку, которая ломилась от грязной посуды. Перехватив удивленный взгляд Дардыкина, улыбнулась.

— Помою завтра, — без тени смущения заявила она. — Сейчас нам пора заняться твоей внешностью.

Осоловевший от еды, тепла и дружелюбной болтовни, Дардыкин насторожился.

— Что ты собираешься делать?

— Во-первых, постричь тебя, — Зоя принялась загибать пальцы. — Во-вторых, покрасить волосы. В-третьих, тебе необходимы усы!

— Ну постричь и покрасить можно, но за одну ночь усы не вырастут! — возразил Леха.

Зоя лукаво улыбнулась.

— У меня есть фирменный клей, который не отдерешь даже при желании. А усы я сделаю из твоих же волос!

— А в какой цвет ты собираешься меня выкрасить?

— По-моему, тебе пойдет темно-каштановый, — Зоя прищурилась и, внимательно осмотрев Дардыкина, отступила назад. — Нет, пожалуй, сделаю тебя ярким брюнетом. Тогда ты сразу станешь похож на бандита.

— Нет-нет, — возразил Леха. — Я не хочу, чтобы каждый захудалый мент требовал у меня паспорт.

— А он и не будет требовать, — уверенно заявила Зоя и подтолкнула Дардыкина к ванной. — Иди, и без разговорчиков! Если уж ты вверил мне свою жизнь, то будь добр, слушайся! А не то я сдам тебя в ФСБ.

На окраску волос и стрижку девушка потратила всего час. Гораздо больше времени она провозилась с усами. Посадив Леху перед большим зеркалом и разложив перед ним парикмахерские инструменты Зоя принялась наклеивать над верхней губой Дардыкина усики. Каждый волосок она брала пинцетом для бровей, осторожно макала в клей и ловко прикладывала в нужное место. При этом пыхтела, потела и немного нервничала, иногда бормоча себе под нос: «Ювелирная работа».

Когда часы пробили двенадцать, Зоя тихо вздохнула и отошла назад, дабы полюбоваться своим произведением.