Андрей Воронин - Спецназовец. За безупречную службу

Тишина длилась так долго, что Марина успела почти забыть о своем испуге — у нее хватало других поводов для переживаний. А потом в замочной скважине с характерным скребущим звуком заворочался ключ. Не чуя под собой ног, Марина беззвучно поднялась с пола и, взяв за спинку, взвесила на руках тяжелый деревянный стул. Дверь распахнулась; появившийся на пороге человек неуклюже увернулся и присел, прикрыв скрещенными руками голову, на которой красовалась выгоревшая на солнце и не сказать, чтобы очень чистая панама из джинсовой ткани. Увлекая за собой Марину, стул описал в воздухе размашистую дугу, ударился о дверной косяк, отскочил и, вырвавшись из ушибленных пальцев, с коротким будничным стуком упал на пол.

Хотя, по идее, должен был разлететься в щепки — или хотя бы на куски.

— Тише! — свистящим шепотом воскликнул несостоявшийся покойник. — Вы же мне чуть голову не проломили! Нельзя же так, Марина Михайловна, что вы, в самом деле…

— Вы?! — разглядев, наконец, кого едва не зашибла, воскликнула Марина и подула на онемевшие пальцы. При этом она заметила, что на правой руке сломались целых два ногтя. — Что вы тут делаете?!

— Мир спасаю — вы что, не видите? — не без сарказма ответил нежданный гость и нервным жестом поправил сползающие очки. — Пойдемте уже, Марина Михайловна, пока вся банда не сбежалась!

В руке у него был большой черный пистолет, который новоявленный спаситель мира держал так, что Марина не удержалась от совета:

— Осторожнее, пожалуйста, он может выстрелить.

— Правда? Ах, ну да, конечно… Послушайте, если вам не трудно, разбудите Валентину Ивановну. И пойдемте уже, в самом-то деле!

Он заметно нервничал, и было, отчего: у самых его ног, привольно раскинувшись, прямо как спящий младенец, лежал, не подавая признаков жизни, человек в черном комбинезоне и трикотажной маске. Автомат его куда-то исчез, а пистолет, судя по пустой открытой кобуре, находился в руке у спасителя.

Что, с учетом известной всему городу личности последнего, было, по меньшей мере, странно.

— Куда пойдемте? — опять не удержавшись, задала откровенно лишний вопрос Марина.

— На волю, в пампасы, — ответил заезженной цитатой спаситель и нервно пошевелил выглядывающими из открытых носков матерчатых сандалий голыми грязноватыми пальцами. — Тут недалеко, — добавил он, поддернув свободной от пистолета тощей волосатой рукой чересчур просторные для него шорты.

Что ж, подумала Марина, — не на расстрел, и на том спасибо. Она и не заметила, как к ней вернулись свободолюбие, гордость, смелость и все остальное, в том числе и склонность иронизировать над лицами противоположного пола, не обладающими в ее глазах сексуальной привлекательностью. Присев на корточки над свернувшейся на полу калачиком матерью, Марина осторожно потрепала ее за плечо.

— Мама! Мама, просыпайся, пожалуйста! Слышишь, вставай, все уже кончилось!

И тут же поняла, что поторопилась, потому что где-то совсем близко вдруг начали густо, как на войне, палить из автоматов.

Выйдя из тупичка, в конце которого располагалась приемная директора, в главный коридор, Виктор Волчанин испытал неприятное ощущение частичной потери ориентации: что-то было не так, причем весьма основательно, а вот что именно, он, хоть убей, понять не мог. Коридор был все тот же — пустой, с ободранными стенами и припорошенным известковой пылью, испещренным следами солдатских башмаков полом. Второе с дальнего от Виктора Викторовича края окно было открыто, и частично скрытый его створкой боец в черном комбинезоне и маске, сгорбившись, что-то такое ковырял там кончиком спецназовского ножа — инициалы свои вырезал, что ли?

Растерянность была мимолетной и прошла едва ли не раньше, чем Волчанин осознал, что растерян. В следующее мгновение все встало на свои места. Никакой мистикой тут и не пахло; налицо было просто очередное осложнение, и, помня о найденном в кабинете Горчакова мобильном телефоне, Виктор Викторович догадывался, кому он этим осложнением обязан. «Наизнанку выверну», — подумал он о подполковнике Сарайкине и коротко скомандовал сопровождавшим их с пленником бойцам:

— Взять!

Лазутчик — а это, вне всякого сомнения, был лазутчик, поскольку ни в ком из своих ребят директор ЧОП «Надежда» не сомневался, — не стал дожидаться, когда его возьмут. Вскинув пистолет, он дважды нажал на спуск, и боец, бежавший впереди, запнулся о невидимое препятствие, рухнул и покатился по полу, пачкая его своей кровью.