— О!!! — нестройным хором выдохнула толпа.
Толстяк в проклепанной мотоциклетной куртке и украшенной изображениями человеческих черепов черно-белой бандане, стоявший рядом с Ник-Ником, повернулся к нему и спросил:
— Слушай, земляк, мне кажется или этот чокнутый — твой знакомый? Во жжет! Интересно, чего он нанюхался?
Безродный немного помедлил с ответом. Охранники лезли на ринг уже со всех сторон; публика орала и свистела, охранников пытались задержать, хватая за одежду, — общественное мнение явно было на стороне нарушителя, который вопреки логике и здравому смыслу все еще метался по арене как угорелый, оставаясь неуловимым и между делом одного за другим сбивая с ног тех, кому давно полагалось бы скрутить его в бараний рог. Ник-Ник, разумеется, уже узнал его и не мог не отдать должное ловкости, а главное, уму Молчанова. Он нашел, пожалуй, единственный верный способ остановить стихийное бедствие, не ставя под сомнение честность Марата. Пока что он неплохо справлялся со своей задачей, но ему не мешало бы помочь.
— Сам ты говна нанюхался, бурдюк зловонный! — повернувшись к толстяку в мотоциклетной куртке лицом, громко и внятно сообщил Николай Николаевич.
— Ты чего, дед? — изумился пузан. — Я старость уважаю, но за такие слова могу и в бубен настучать!
— А ты попробуй, кабан обхезанный, — предложил Ник-Ник и, чувствуя себя в своей стихии, первым перешел от слов к делу.
Толстяк, взмахнув руками, завалился на соседей. Кто-то из них пнул его ногой в пузо; кто-то другой с разворота врезал Ник-Нику по уху, да так, что у него перед глазами замельтешили звездочки. По толпе, разбегаясь в стороны, как круги по воде, покатилась волна тычков, толчков и зуботычин, в воздухе замелькали кулаки и пивные бутылки. Отдельные очаги драки разрастались, ширились, сливались друг с другом, и вскоре побоище, как лесной пожар, распространилось по всей толпе. Все ожесточенно и бестолково дрались со всеми, отдавая особое предпочтение охранникам, если те по счастливой случайности подворачивались под руку. Бацилла насилия заразнее сифилиса, и почтеннейшая публика, разогретая предшествовавшим массовой драке кровавым зрелищем, давала выход своей агрессии с таким рвением, словно тоже пыталась кому-то что-то доказать — например, что две-три сотни человек при определенных условиях способны в мгновение ока превратиться в стадо взбесившихся обезьян.
На ринге тоже кипела драка — не бой, пусть себе и без правил, а беспорядочная, жестокая потасовка, где каждый был за себя и против всех. Пластиковые стулья, на которых между раундами отдыхали бойцы, были мгновенно реквизированы для нужд воюющих сторон и в два счета разнесены в щепки, рефери позорно бежал, потеряв мегафон, часть волос, воротник рубашки и немного крови. Слегка напуганный масштабами собственноручно спровоцированного разрушения Глеб Сиверов набросил на обалдело вертящего головой из стороны в сторону Дугоева халат и почти силой поволок его, слабо сопротивляющегося, едва переставляющего ноги, сквозь беснующуюся толпу туда, где осталась машина. У него было опасение, что на пути этой спасательной миссии может встать все еще жаждущий реванша Паша Молния, но опасался он напрасно: для Молнии нашлась масса других дел. В толпе хватало ухарей, готовых многое отдать за возможность безнаказанно (если не принимать в расчет риск получить сдачи) навесить по сопатке экс-чемпиону России по боям без правил, и теперь, когда такая возможность нежданно-негаданно представилась, люди спешили ее реализовать. Мелькающий в толпе заметный полосатый халат действовал на них, как красная тряпка на быка, и, чтобы избежать серьезных повреждений своего драгоценного организма, экс-чемпиону приходилось работать не покладая рук.
Впрочем, сам Глеб тоже не скучал, прокладывая дорогу напрямик через самую гущу драки и стараясь по мере возможности не дать толпе сбить с ног и растоптать пьяно шатающегося Марата. Через какой-то промежуток времени, показавшийся ему нестерпимо долгим, а на деле вряд ли составлявший больше тридцати секунд, к ним присоединился Ник-Ник — встрепанный, с распухшим ухом, со свежей царапиной на щеке и сбитыми в кровь костяшками пальцев, в порванной куртке и очень сердитый. Чувствовалось, что ему многое хочется сказать как своему воспитаннику, так и его телохранителю, но разговаривать было невозможно, и, отражая наскоки с флангов, которые здесь, на периферии драки, были редкими и достаточно вялыми, они без дальнейших приключений добрались до пикапа Ник-Ника.
Читать дальше