Андрей Воронин - Слепой. Смерть в подземке

В силу вышесказанного так называемый инструктаж представлял собой непринужденную болтовню о пустяках — строго дозированную и тщательно отфильтрованную, ибо начальник, назойливо набивающийся подчиненным в друзья, хуже самого злобного деспота. Тот, кто переступает незримую черту, отделяющую демонстрацию дружеского расположения от подхалимажа, вместо уважения неминуемо получает презрение тех, кто, по идее, должен трепетать при одном звуке его имени. Панибратство — могильщик дисциплины; если бы Петр Кузьмич был склонен к развешиванию лозунгов, этот он обязательно начертал бы на дверях своего кабинета. Но он не имел такой склонности и не нуждался в напоминаниях об очевидных фактах, так что собственноручно установленную дистанцию между собой и рядовыми охранниками соблюдал автоматически — ни миллиметром ближе, ни миллиметром дальше, а, что называется, в самый раз.

Пока он делал вид, что наслаждается роскошью человеческого общения, его мочевой пузырь начал заявлять о себе — не слишком настойчиво, но тем не менее вполне внятно. Проблемы с простатой в той или иной степени испытывает большинство мужчин, переваливших сорокалетний рубеж, и Петр Кузьмич, увы, не был исключением из этого печального правила. Он лечился, и вполне успешно, но такие неожиданные позывы все равно время от времени случались, и с этим приходилось мириться. До греха, по крайней мере, не доходило ни разу, и он не верил, что когда-нибудь дойдет, полагая, что умрет раньше, чем по-настоящему состарится. Короче говоря, перед тем как покинуть офис, следовало наведаться в туалет, что и было сделано — без недостойной спешки, но и без промедления.

Не имея ни желания, ни необходимости снова подниматься наверх и нырять в свой персональный сортир на глазах у уборщицы, он решил воспользоваться расположенным на первом этаже туалетом для персонала и посетителей, тем паче что там, как и наверху, всегда было чисто и приятно пахло. Чтобы не подрывать свой авторитет, торча над писсуаром в позе небезызвестного мальчика, он зашел в кабинку. Здесь наблюдался легкий беспорядок: на крышке смывного бачка лежала газета, которую, надо думать, почитывал, делая свои важные дела, какой-нибудь охранник или системный менеджер. Впрочем, сисмены газет, как правило, не читают: им, как и прочим представителям многотысячной армии офисных работников, с головой хватает оплаченного фирмой Интернета.

Человек — по крайней мере, человек, родившийся и выросший в СССР, — устроен так, что, имея перед глазами печатный текст и время на то, чтобы его прочесть, непременно это сделает — как минимум, заглянет одним глазком. Лежавшая на крышке смывного бачка газета, судя по ряду верных признаков — кричащим заголовкам, обилию цветных фотографий и так далее, — относилась к разряду желтой прессы. Как всякий разумный, образованный человек, Петр Кузьмич глубоко презирал чтиво подобного рода, но выбора не было — как-никак, он находился не в библиотеке, а в общественном туалете, — и взгляд его сам собой скользнул по оттиснутым на скверной шероховатой бумаге строчкам.

«ПРЕДОТВРАЩЕНО ПОКУШЕНИЕ НА ЧЕМПИОНА!» — ударил по глазам набранный огромными буквами заголовок. Подзаголовок гласил: «В спальном районе Москвы застрелен киллер».

Петр Кузьмич досадливо поморщился. Все это было донельзя глупо и непрофессионально. Он с самого начала говорил, что нужно найти другой, не столь экстравагантный и криминальный способ давления; ему не вняли, а эта, последняя выходка вообще не лезла ни в какие ворота. Искусственность ситуации была очевидна и неоспорима, и это, по мнению Петра Кузьмича, разом сводило на нет все усилия и риск, связанные с ее созданием.

Дело, по которому он сюда заглянул, продвигалось небыстро, и, имея выбор между созерцанием текущей в унитаз вялой струйки и чтением, Стрельцов естественным порядком выбрал второе. Насколько он мог судить, ход событий в заметке был изложен почти верно, с минимальными отступлениями от истины, сделанными то ли по невежеству, то ли для усиления эффекта. Критиковать автора, заведомо находящегося ниже всякой критики, он и в мыслях не держал; к тому же не хотелось судить предвзято: они с этим щелкопером имели неодинаковый уровень информированности.

Он уже застегивался, когда его внимание привлекла одна из иллюстрирующих заметку фотографий. На фотографии два сержанта в бронежилетах, заломив руки, вели к полицейскому «уазику» какого-то гражданина — надо понимать, телохранителя, нанятого для Дугоева его тренером. Качество печати оставляло желать лучшего; вдобавок ко всему окрепшая в последнее время негласная цензура добралась уже и до желтой прессы, и лицо задержанного закрывало этакое размытое пятно наподобие мутной линзы. Пятно имело овальные очертания, как будто на голову задержанному надели матовый плафон от лампочки или сто лет не мытый аквариум; разглядеть сквозь эту муть черты лица не представлялось возможным, видно было только темное горизонтальное пятно в районе глаз, означавшее, вероятнее всего, солнцезащитные очки.