Андрей Воронин - Слепой. Смерть в подземке

Перекрикивая зрителей, багровый от натуги распорядитель орал что-то о счете четыре — ноль, о марафоне, о бойцовском духе и чести. Николай Николаевич его почти не слышал — в основном потому, что не слушал. Слова уже не имели значения, все было ясно без слов. Дикий звериный восторг схлынул так же быстро, как и накатил, обнажив голую, неприглядную, как замусоренный пляж после шторма, истину. Победа над Бизоном означала продолжение самоубийственной серии кровавых схваток с профессиональными бойцами в режиме нон-стоп. Этого заведомо не мог выдержать никто. Марат, его единственная надежда, уже был все равно что покойник; таким образом, о поездке в Нью-Йорк и поединке с Бешеным Быком Фарреллом следовало забыть, и чем скорее, тем лучше. Как-то остановить это безумие, наверное, можно было бы, лишь открыв прицельный огонь по оставшимся соперникам Черного Барса, но даже этой фантастической, завиральной возможности Ник-Ник не имел: пистолета у него не было, а Молчанов куда-то исчез, да так основательно, словно никогда здесь не появлялся.

Как ни крути, а приходилось признать, что в этот раз тетя Бася останется без своего любимого лекарства. И Николай Николаевич не подозревал и не догадывался, а точно знал, что старушка ему этого не простит.

К концу дня тучи разошлись, и, выглянув в окно, Петр Кузьмич успел насладиться видом чистого, до краев налитого прозрачной вечерней синевой и уже тронутого нежными закатными красками неба. Опустив взгляд вниз, он рассеянно пронаблюдал за тем, как из внутреннего дворика офиса неторопливо и солидно, как покидающий родную гавань круизный лайнер, отбывает «майбах» господина Вышегородцева. Друг Андрюша всегда, сколько Стрельцов его помнил, был фанфароном и обожал пускать пыль в глаза. Даже повышенное внимание к его персоне со стороны ФСБ не заставило этого выскочку отказаться от привычки раскатывать по Москве на дорогущем, как левая почка самого сатаны, «майбахе», в связи с чем Петр Кузьмич не без раздражения предчувствовал новые осложнения: доходы, которые месье Вышегородцев аккуратно декларировал в налоговой инспекции, хоть и были достаточно высоки, явно не дотягивали до уровня, которому соответствовала эта машина.

Мысленно проинспектировав себя и придя к вполне ожидаемому заключению, что все насущные дела на сегодня переделаны, а те, что остались, до завтра никуда не денутся, Петр Кузьмич засобирался домой. Погода на дворе до сих пор стояла не то чтобы теплая, но вполне терпимая, ввиду чего пальто Петра Кузьмича продолжало мирно висеть в шкафу у него дома: шансов замерзнуть на бегу пока, слава богу, не было, а от дождя превосходно спасал универсальный зонтик, он же галоши и он же теплый свитер, для краткости именуемый автомобилем. Посему сборы были непродолжительными: Стрельцов выключил компьютер, прихватил портфель, проверил, на месте ли сигареты, и вышел из кабинета. Выключать свет он не стал: в коридоре уже возила шваброй по полу, подбираясь к его двери, уборщица, так что лишний раз щелкать выключателем не имело смысла.

Он перебросился с уборщицей парой слов, выслушал неизбежные жалобы на здоровье и дефицит хороших лекарств, пообещал напрячь связи и помочь, а заодно посоветовал не перетруждаться и, раз уж работать стало совсем невмоготу, уволиться от греха подальше, пока уважаемую Анну Ростиславовну прямо тут, в коридоре, не обнял Кондратий. Уважаемая Анна Ростиславовна отлично поняла намек и с удвоенной энергией завозила шваброй по шероховатому, под камень, кафелю. Поставив на место старую кошелку, до сих пор отравлявшую воздух в офисе только потому, что состояла в родстве с секретаршей небезызвестного мистера Вышегородцева, Петр Кузьмич легко сбежал по лестнице и ненадолго задержался в комнате охраны, чтобы перед уходом проинструктировать ночную смену.

Собственно, никаких особых инструкций охране офиса не требовалось, но это была традиция, которую Стрельцов старался не нарушать. Его подчиненные работали хорошо, поскольку перспектива очутиться на улице никому не улыбалась. Их трудовой энтузиазм заметно подогревался приличным жалованьем, но Петр Кузьмич считал не лишним поддерживать с ними пусть не дружеские (еще чего не хватало!), но хотя бы нормальные человеческие отношения. Охрана — не офисный планктон; иногда охраннику приходится выбирать между служебным долгом и целостью собственной шкуры, и хорошие (или, напротив, плохие) отношения с начальством могут существенно на этот выбор повлиять.