Андрей Воронин - Слепой. Смерть в подземке

— Ты все равно ляжешь, — сказал Николай Николаевич. — Посмотри правде в глаза, Маратик, после сегодняшнего позора она должна быть очевидна даже для тебя: ты не в форме, и времени на то, чтобы снова ее обрести, у тебя нет. А менеджер Фаррелла предлагает нам полмиллиона зеленых американских рублей за то, чтобы его техасский Бык еще год покрасовался на обложках спортивных журналов. За год с этими деньгами мы спокойно решим все твои проблемы, подготовимся как следует, и ты уложишь его, как настоящего быка на бойне, одним ударом. Это серьезное предложение, сынок, и я советую его принять, пока они там не разобрались в ситуации и не сообразили, что могут оставить пояс у себя бесплатно.

— Не ожидал услышать от тебя такое, Ник-Ник, — глядя в пол и недоуменно качая головой, медленно проговорил Дугоев. — Клянусь, не ожидал! Оказывается, ты уже ведешь за моей спиной переговоры?

— Как всегда, — заметил Безродный. — Тебя же никогда не интересовали мелкие бытовые подробности, ты у нас звезда! А я — простой тренер и не новичок в этом мире. Ты всегда мне доверял, и я никогда не давал тебе плохих советов. Я научил тебя всему, что ты умеешь…

— Да, — перебил Черный Барс, — да, ты меня учил. Учил драться честно — вспомни, Ник-Ник!

Безродный не смутился.

— Все правильно, — кивнул он. — Я все помню. Но вспомни-ка и ты кое-что, сынок! Ты ведь по-прежнему уважаешь своих родителей, верно? Разве они не учили тебя в детстве всегда говорить правду и только правду? И разве сами они при этом чуточку не кривили душой? Не думаю, сынок! Да ты и сам так не думаешь, потому что уже понял: правду говорить нужно далеко не всегда и не всем. А если говорить, то не всю, и при этом надо еще подумать, в какой форме преподнести ее собеседнику. Вот, к примеру, если дочь уважаемого, но слабого здоровьем человека… мм… ну, скажем, повела себя неподобающим образом, а ты случайно об этом узнал, не станешь же ты вбегать к нему в дом, когда он принимает гостей, и радостно кричать: «Здравствуй, уважаемый, твоя дочь — шлюха!» Пусть это сто раз правда, разве ты так поступишь? И разве стал бы я, берясь сделать из талантливого сопляка чемпиона мира, объяснять ему, как работают шестеренки большого спорта? В то время, на том уровне это было просто ни к чему, там с тобой никто не собирался договариваться, там действительно надо было драться честно, на результат. Теперь настало время пожинать плоды тогдашней работы, делить с большими людьми большие доходы. Это именно то, ради чего мы работали, а ты, я вижу, так и рвешься похоронить свою карьеру, сначала объявив уважаемых людей жуликами и отказавшись с ними сотрудничать, а потом с позором проиграв самый главный бой в своей жизни! Самый главный, он же последний — это в том случае, если мы откажемся. А если согласимся, впереди у тебя будет еще множество боев и все, о чем только можно мечтать: деньги, слава, женщины, политическая карьера…

— Прости, Ник-Ник, я что-то устал, — вяло пробормотал Дугоев, тяжело, по-стариковски сползая с массажного стола. Лежавшая у него на плечах рука Безродного потянулась следом, словно в попытке его удержать, соскользнула с липкой от застывающего пота кожи, нерешительно повисла в воздухе и медленно, осторожно, словно боясь спугнуть, опустилась на край стола. — Мне надо подумать.

— Подумай, — так же вяло откликнулся Николай Николаевич. — Только думай, во-первых, быстро, а во-вторых, хорошо. Очень многое зависит от того, что ты надумаешь. Я уже слишком стар, чтобы начинать с нуля… да и ты тоже, Марат.

— Я подумаю, — пообещал Дугоев и, не оборачиваясь, побрел в душевую.

Преодолев неразумное желание выйти в коридор и попросить у Молчанова пару глотков из спрятанной за пазухой фляжки, Безродный ограничился тем, что сунул в зубы сигарету и закурил, задумчивым, обращенным внутрь взглядом следя за прихотливыми извивами лениво клубящегося под люминесцентной лампой табачного дыма и прислушиваясь к доносящемуся из душевой плеску воды.

Палыч владел немолодым минивэном «крайслер», но по делам предпочитал ездить на сданных в ремонт автомобилях клиентов. При этом он практически ничем не рисковал: всегда можно было сказать, что выехал обкатать машину и проверить качество ремонта перед возвращением владельцу. Сейчас он сидел за рулем собственноручно реанимированной белой «девятки», с удовлетворением констатируя, что поработал на славу и не просто вернул этому корыту способность перемещаться в пространстве без буксира, а подарил ему вторую молодость. Эта молодость обещала стать коротким, как бабье лето, да вдобавок последним всплеском активности, но сейчас она была в разгаре: машина бежала резво и великолепно слушалась органов управления, будь то руль или тормозная педаль.