Андрей Воронин - Слепой. Смерть в подземке

Через полчаса стальная громадина, набирая скорость, пробежала по взлетной полосе, оторвалась от земли и с неожиданной легкостью поднялась в воздух, унося в своем раздутом брюхе сотни людей с их надеждами и огорчениями, несколько тонн багажа и что-то около двух килограммов подвергшихся первичной огранке якутских алмазов.

Глеб Сиверов проводил самолет взглядом, стоя у окна зала ожидания на втором этаже пассажирского терминала. Его рейс должен был отправиться через четыре часа, и именно сейчас, когда до вылета осталось всего ничего, собственная затея вдруг показалась Слепому глупой, мальчишеской, никчемной, а главное, абсолютно несвоевременной.

Потому что что-то по-прежнему шло не так; в этом деле имелся какой-то неучтенный фактор — какой именно, Глеб по-прежнему не знал, но, кажется, начал догадываться, где его искать.

Помимо доли в бизнесе Вышегородцева, Петр Кузьмич Стрельцов через цепочку подставных лиц владел своим собственным коммерческим предприятием, о существовании которого дорогой покойничек даже не подозревал. Вернее, предприятие как таковое было более или менее на виду. Андрей Викторович почти наверняка видел его рекламу и, очень может статься, раз-другой проезжал мимо расположенного в центре города офиса. Однажды, когда возникла острая нужда в специалистах определенного профиля, ребята из принадлежащего Петру Кузьмичу ЧОП «Скорпион» даже произвели для него рейдерский захват производственной зоны, принадлежавшей конкуренту; обратиться в «Скорпион» другу Эндрю посоветовал дружище Пьер, так что название это покойный слышал, по крайней мере, один раз. О чем он не подозревал, так это о том, что «Скорпион» целиком, от уставного капитала и недвижимости до последнего патрона в обойме пистолета ночного сторожа, принадлежит его компаньону.

Петр Кузьмич всегда старательно и умело скрывал это обстоятельство, не зная наверняка, но не без оснований предполагая, что в один прекрасный день маленькая профессиональная армия, о существовании которой никто не догадывается, может очень ему пригодиться. Теперь этот день настал, хотя начался он с некоторым опозданием: проснувшись и посмотрев на часы, Стрельцов обнаружил, что уже половина десятого.

Первым делом он придирчиво проинспектировал состояние своего организма. Тут все было ясно и неутешительно: чтобы понять, насколько все скверно, медицинское образование не требовалось — ни высшее, ни среднее, никакое. Его бросало то в жар, то в холод, голова кружилась, мысли путались; действие анестетиков прошло, пока он спал, и теперь раздробленный локоть заявлял о себе с настойчивостью и прямотой, достойными лучшего применения. Выше повязки рука распухла, кожа на ней приобрела зловещий багровый оттенок. По Петру Кузьмичу горько плакала больница, но у него имелись дела поважнее, и он решил, что больнице ничего не сделается, если она поплачет еще немного.

На мраморном туалетном столике Вышегородцева, откуда Петр Кузьмич перед сном небрежно смахнул на пол все флаконы, тюбики и безделушки, которых тут было не меньше, чем у дорогостоящей куртизанки, лежала предусмотрительно припасенная армейская аптечка первой помощи. Неловко действуя левой рукой, Стрельцов принялся один за другим опустошать шприц-тюбики, вкалывая себе антибиотики и обезболивающие. Он досыта навоевался в горячих точках и по части полевой медицины мог дать сто очков вперед любому выскочке в белом халате, который не нюхал пороху. После третьего укола он почувствовал себя лучше и сразу же закурил, после чего продолжил шпиговать организм лекарствами, каких не купишь ни в одной аптеке.

Почувствовав себя здоровым и бодрым, хотя и не вполне адекватным, Петр Кузьмич обулся и проследовал в ванную. Чтобы не ходить небритым, ему пришлось провести несколько весьма неприятных минут с глазу на глаз с зеркалом, которое беспристрастно констатировало факт, известный Стрельцову и без него: видок у Петра Кузьмича после вчерашних приключений был еще тот — вот именно, краше в гроб кладут. Кое-как покончив с бритьем, он спустился на первый этаж, чтобы приготовить кофе.

Пока кофеварка сипела и плевалась горячим паром, он выкурил еще одну сигарету, рассеянно думая о друге Эндрю — как он там, помер или, может, еще жив? Последнее представлялось маловероятным: воздуха в железном гробу должно было хватить ненадолго. Теперь Петр Кузьмич уже жалел, что прострелил Вышегородцеву руку: этот хлюпик мог раньше времени потерять сознание от боли и потери крови и так и умереть, не приходя в себя и не успев в полной мере насладиться всем, что выпадает на долю похороненного заживо. Месть — это блюдо, которое следует подавать холодным. Именно поэтому в данный момент Петр Кузьмич сознательно тянул время, не позволяя себе торопиться.