Андрей Воронин - Слепой. Я не сдамся без боя!

Фархад снисходительно усмехнулся, подчеркивая свое мнимое умственное превосходство. Покончив с продуктами, он закрыл холодильник, молча вышел в коридор, заглянул в гостиную, где все так же бормотал телевизор, вернулся на кухню и плотно закрыл за собой дверь.

— Я просто не все успел тебе сказать, — заявил он. — Юнусов велел нам завтра утром передать девчонку его человеку, который доставит ее в нужное место. А мне он приказал лично забрать в гараже Бек-Мурата грузовик и в полдень подогнать его к выходу со станции метро. Скажу тебе, как брату: не знаю, что задумал уважаемый Саламбек, но мне почему-то совсем не хочется садиться за руль этой машины. Пусть лучше это сделает неверный. Я доеду с ним до места, прослежу, чтобы он куда-нибудь не свернул, а потом выйду из машины — скажу, что пошел искать человека, который заберет товар, — и откуда-нибудь издалека, из безопасного места посмотрю, что будет.

— Ты умный, — похвалил Макшарип, выдвигая из-под стола загодя извлеченную из тайника под половицей увесистую брезентовую сумку. — Только зачем ты все это мне рассказываешь? А вдруг я перескажу наш разговор Саламбеку, которого ты так уважаешь и боишься?

Некоторое время Фархад молча хлопал на него глазами, стоя столбом посреди кухни. Взгляд у него был бессмысленный, остекленевший, как у мертвого; простой вопрос дагестанца явно поставил его в тупик, подсказав то, о чем этот умник явно не успел подумать, прежде чем открыть рот.

— Ты все равно не знаешь, как его найти, — наконец, выпалил он.

— Почему ты так уверен? — придвигая к себе наполовину опустевший пакет, спросил Макшарип и рассмеялся, роняя с самокрутки крупные искры. — Не бойся, я действительно не знаю, где его искать и по какому номеру ему звонить. А если бы знал, все равно ничего не сказал бы. Неизвестно, как посмотрел бы на это он, но мне кажется, что великое дело ислама ни капельки не пострадает, если вместо тебя умрет этот неверный. Главное, чтобы машина в нужное время оказалась в нужном месте, а ему с его удостоверением действительно будет намного легче это сделать, чем тебе. И, если твоя догадка верна — а я думаю, что ты все понял правильно, — с твоей стороны и впрямь будет намного умнее посмотреть, как все это произойдет, издалека. Боюсь, в кабине грузовика в этот момент будет жарковато…

Говоря, он по одному выкладывал из своей сумки мотки тонких проводов в разноцветной изоляции и какие-то мелкие непонятные предметы, о назначении и принципе работы которых Фархад мог только догадываться, да и то очень смутно. Татарин оглянулся в сторону гостиной, откуда доносился приглушенный голос телевизионного диктора, и на его круглом лице опять возникло столь ненавистное Макшарипу блудливое выражение.

— Она твоя сестра по вере, — напомнил дагестанец, в строгом, установленном раз и навсегда порядке раскладывая перед собой необходимые материалы и инструменты. Он затушил в пепельнице тлеющий окурок самокрутки и переставил ее со стола на подоконник. — И то, что она завтра умрет, не дает тебе права поступать с ней бесчестно. Аллаху это не понравится, и он тебя покарает. Но еще раньше тебя покараю я, потому что она — моя землячка, а у нас не принято давать в обиду своих женщин. Не смотри туда, смотри сюда. Садись и наблюдай за тем, что я буду делать. Это не так приятно, как то, о чем ты сейчас думаешь, зато куда более полезно. Когда-нибудь это умение тебе пригодится. Меня учил сам Хаттаб, правой рукой которого называет себя уважаемый Саламбек. Не знаю, известно ли об этом уважаемому Саламбеку, но у Хаттаба не было правой руки, он потерял ее давным-давно… Может быть, отделившись от тела Черного Араба, она выросла, отпустила бороду и назвалась Саламбеком Юнусовым? Наверное, так и есть, потому что больше этому Саламбеку просто неоткуда было взяться…

— Много ты понимаешь, — без особенной уверенности огрызнулся Фархад, нехотя присаживаясь на табурет.

Речи напарника казались ему непозволительными и провокационными, но он и сам минуту назад наговорил лишнего, посвятив дагестанца в свои планы, явно шедшие вразрез с планами уважаемого Саламбека. Кроме того, ему уже начал чудиться в словах Макшарипа некоторый резон. Так бывает всегда, когда подчиненный начинает по-своему интерпретировать приказы, водя начальство за нос. Водить за нос можно только того, кого не уважаешь и считаешь глупее себя; заняв эту сомнительную позицию, человек поневоле ищет у окружающих поддержки и одобрения, с радостью принимая на веру любую гадость, сказанную о водимом за нос начальнике.