Андрей Воронин - Слепой. Я не сдамся без боя!

Федор Филиппович осторожно глотнул пива. Оно было ледяное, колючее и дьявольски вкусное, особенно после парилки. Лещ тоже был очень даже ничего — по крайней мере, с виду, — и, отколупнув кусочек со спинки, около хребта, генерал убедился, что в данном случае форма целиком и полностью соответствует содержанию.

— Нет, — сказал он, — увеселение прекращать не надо, если только оно тебе самому не надоело. Я, знаешь ли, уже давненько не предавался такому роскошному разврату…

— Угу, — деловито сказал генерал-полковник Алехин и взял лежавший на краю лавки телефон. — Погоди, — бормотал он, ковыряясь пальцем в клавиатуре, — где же это?.. Куда ж я его… Ага!

— Постой, — насторожился Федор Филиппович, увидев, как он подносит трубку к уху, — ты это кому?..

— Как — кому? — пожал широкими плечами Алехин. — Девочкам! Какой, скажи на милость, без них разврат?

— Тьфу на тебя, — сказал Потапчук, и Алехин заржал, как племенной жеребец из ее императорского величества гвардейских конюшен.

Когда-то давно он служил под началом полковника Потапчука, но рос гораздо быстрее своего недостаточно гибкого и дипломатичного начальника, и очень скоро догнал, а потом и перегнал его в длинном забеге по карьерной лестнице. Уже подполковником его перевели в другой, занимающийся решением более перспективных задач отдел, и Федор Филиппович на несколько лет потерял его из вида. Снова встретились они только тогда, когда Потапчуку, наконец, вручили генеральские погоны. К тому времени Алехин уже готовился стать генерал-лейтенантом и отчего-то возомнил, что это дает ему право не только отдавать своему бывшему начальнику приказы, но и учить его жизни. Истины, которые пытался внушить ему без пяти минут генерал-лейтенант Алехин, Федор Филиппович усвоил, переварил и вывел из организма естественным путем уже много лет назад, о чем и не преминул известить новоявленного гуру — правда, в чуточку более резких выражениях. Алехин, конечно, обиделся, но быстро отошел и с тех пор всеми доступными ему средствами старался доказать Федору Филипповичу, что не держит зла.

Обыкновенно Потапчук под различными благовидными предлогами уклонялся от проявлений благосклонности господина генерал-полковника, но на этот раз уступил и принял приглашение провести выходной за городом — надоело вилять, да и настало, пожалуй, время послушать, что имеет сказать ему этот умник.

Умник, однако, не торопился переходить к делу, и Федор Филиппович решил его немного подстегнуть.

— Ну, что там слышно в заоблачных высях? — нейтральным тоном поинтересовался он, когда Алехин перестал ржать. — Что насчет этих шахидок?

Алехин задержал у рта бутылку, из которой как раз собирался отхлебнуть, и аккуратно поставил ее обратно на стол.

— Странный вопрос, — сказал он. — Вообще-то, это я хотел у тебя спросить, что там слышно про наших шахидок. Ведь это ты, насколько мне известно, занимаешься этим делом.

— В числе прочих, — уточнил Потапчук. — И на очень узком участке. Ты наверняка знаешь, что мне поручили проверить версию о причастности к этим терактам Черного Волка — Бакаева. Бред собачий! Бакаев давно сгнил в земле, его выступление по телевизору — фальшивка, сфабрикованная, по непроверенным данным, неким Юнусовым, про которого тоже непонятно, существует он на самом деле или нет. Никто его не видел, никто о нем не слышал, а он, видите ли, захватывает телецентры в Москве, устраивает взрывы в метро и грозится, что это только цветочки! Странная какая-то история, если хочешь знать мое мнение.

— Дагестанец, выдающий себя за чеченца, да не просто чеченца, а мертвого, — задумчиво проговорил Алехин и все-таки хлебнул пива. — Действительно, странно…

— Странно, не странно… — проворчал Федор Филиппович. — Меня, лично, никто не спрашивает, странно мне это или нет. А если бы спросили, я бы прямо сказал: до одного места мне эти ваши странности, сколько можно с этими заразами цацкаться! Независимости они хотят? Да на здоровье! Депортировать всех к чертовой матери в двадцать четыре часа, обнести эту их кучку камней колючей проволокой в шесть рядов, благо запасы полезных ископаемых и производственные мощности это позволяют, выставить вокруг вооруженную охрану и забыть, что они там, внутри, вообще есть. Вот вам независимость, получите и распишитесь. Ешьте ее, пейте, одевайтесь в нее и обувайтесь, а наше дело сторона…

— Конструктивный подход, — разбирая леща, заметил Алехин. — А как же мировое сообщество?