Андрей Воронин - Слепой. Я не сдамся без боя!

Да и заточка, обнаруженная в кармане у татарина, слегка поколебала присущий Сиверову скепсис в отношении приписываемого ему некоторыми знакомыми дара ясновидения. Нынче ночью она маячила у него перед глазами так же неотвязно и виделась так же отчетливо, как этот дурацкий кинематографический таймер с красными светящимися цифрами…

Машина вдруг мягко тронулась с места и в полной тишине, нарушаемой лишь шорохом шин по мокрому асфальту, покатилась вперед. Потом раздался глухой металлический лязг, сопровождавшийся ощутимым толчком; Глеб потерял равновесие и упал лицом вперед, в последнее мгновение выставив перед собой руки и упершись ими в сложенные мешки.

Он немного постоял в этой странной позе, ожидая продолжения, но его не последовало. «Есть еще слова, кроме слова «приказ», — доносился из кабины голос Кутикова, — я твержу себе в который раз: есть еще миг, малый, но срок…»

— Вот зараза, — пробормотал Глеб, имея в виду своего пленника.

Теперь все встало на свои места: татарин очнулся, разобрался, где у него руки, а где ноги, и, пытаясь проделать трюк из репертуара человека-змеи, задел сначала кнопку включения приемника, а потом — рычаг переключения скоростей, ненароком переведя его в нейтральное положение. Снятая с передачи машина покатилась и стала, наскочив на какое-то препятствие. И никакой мистики!

Он покрепче уперся ладонями в скользкий тугой бок мешка, намереваясь оттолкнуться и занять приличествующее человеку разумному вертикальное положение. При этом он заметил, что от толчка мешок немного сдвинулся. В образовавшемся между ним и соседним мешком углублении виднелся краешек какого-то постороннего предмета.

Глеб присмотрелся, и увиденное ему очень не понравилось. Он обхватил мешок обеими руками, осторожно приподнял, почти уверенный, что сию секунду отправится-таки в разрозненном, фрагментарном виде покорять околоземное пространство, и, когда этого не случилось, так же осторожно сдвинул мешок в сторону.

Теперь замеченный им предмет предстал его взору во всей своей красе. Он немного отличался от той штуковины, что привиделась Глебу минуту назад. Во-первых, это был не таймер, ведущий обратный отсчет времени, а самый обыкновенный электронный будильник — судя по всему, китайский. Подслеповатый монохромный жидкокристаллический дисплей имел характерный серовато-зеленый металлический оттенок, и цифры на нем были не огненно-красные, а обычные, тускло-черные. Связку динамитных шашек заменял кусок пластиковой взрывчатки, видимо, отрезанный ножом от аккуратного прямоугольного бруска и оттого немного похожий на пласт подпорченного свиного сала. Но отличия были мелкие, не принципиальные и никак не влияли на суть. Суть же заключалась в том, что перед Глебом была бомба с часовым механизмом, и он чуть ли не с первого взгляда понял, что устройство данного агрегата находится далеко за пределами его познаний.

— Проходи, дорогой, присаживайся. Честно скажу, визит неожиданный, но оттого вдвойне приятный!

Генерал-лейтенант Рябокляч продолжал наслаждаться полагающимся ему по закону очередным отпуском, о чем свидетельствовал его легкомысленный наряд, состоявший из надетой навыпуск пестрой рубашки с коротким рукавом, просторных шортов, позволявших видеть его кривоватые, крепкие, как весь он, поросшие седым курчавым волосом и уже успевшие основательно загореть ноги, и пляжных шлепанцев, кои на этих ногах обретались. О том, что его превосходительство находится на отдыхе, напоминал также исходивший от него весьма откровенный душок, в равных пропорциях состоявший из запаха дорогого одеколона и паров неусвоенного алкоголя.

Не вполне трезвое благодушие хозяина было бы легко принять за чистую монету, если бы по дороге сюда на узком асфальтовом проселке, который никуда, кроме загородного дома генерала Рябокляча, не вел, Федор Филиппович не разминулся с роскошным «майбахом», оснащенным мигалками и осененными державным триколором думскими номерными знаками.

Генерал Потапчук опустился в уже знакомое плетеное полукресло и жестом отказался от предложенного стаканчика. В стаканчике был коньяк: генерал Рябокляч не забыл, что у коллеги не все в порядке с сердцем.

— Прости, Остап… Богданович, — запнувшись, извинился Федор Филиппович.

— Просто Остап, — напомнил Рябокляч, решив, по всей видимости, что младший по званию не уверен, помнит ли он, что разрешил называть себя просто по имени.