Андрей Воронин - Слепой. Антикварное золото

Автор выставки, «молодой» художник лет сорока с хвостиком, чья окладистая русая борода казалась ненастоящей, принял поздравления и букеты, сказал несколько ответных слов и отправился общаться с приглашенными журналистами, которые все как один имели странный, скучающий и озадаченный вид. Затем в зале возникли подносы с шампанским, и журналисты и гости немного оживились.

Алена, которая, к большому облегчению Гронского, углядела среди гостей знакомую по фитнес-клубу, схватила с проплывающего мимо подноса бокал и была такова. Александр Антонович сразу о ней забыл: у него были дела поважнее, чем выслушивать трескотню двух увешанных бриллиантами сорок.

Скрестив руки на груди, всем свои видом выражая крайнюю степень сосредоточенного созерцания и задумчивости, он стоял напротив самой большой картины и исподтишка оглядывал зал. Маевский находился в дальнем углу; Александр Антонович деликатно покашлял в кулак, с показной неохотой оторвался от разглядывания занимавшего полстены живописного кошмара и начал неторопливо переходить от полотна к полотну, постепенно смещаясь в ту сторону, где заметил антиквара.

Зачем он это делает, зачем вообще явился сюда, Гронский и сам не вполне понимал. Он чувствовал настоятельную потребность как-то прощупать коллекционера, но, как именно это сделать, не знал. Служба безопасности банка не спускала с Маевского глаз, но что толку? Крестовский с ним больше не контактировал, а сам коллекционер, естественно, даже и не думал обнародовать содержание состоявшейся между ними беседы.

Продолжая краем глаза следить за антикваром, Александр Антонович заметил в другом углу молодую женщину, которая о чем-то негромко беседовала со здешним искусствоведом — той самой дамой с двойным подбородком, носом и акцентом. Гронский заметил, что пожилая дама говорит со своей собеседницей явно снизу вверх, как с большим начальством или признанным авторитетом.

Впрочем, ее собеседница была из тех женщин, на которых всегда смотрят немного снизу вверх, даже будь они полными клиническими дурами. Причиной тому была ее внешность, которую отлично дополнял и подчеркивал умело и со вкусом подобранный костюм — явно очень дорогой и прекрасно сшитый, но все-таки костюм, а не вечернее платье. По сравнению с ней даже Алена в своем шикарном туалете и бриллиантах смахивала на базарную торговку, по случаю выхода в люди нацепившую любимые пластмассовые бусы. «Бусики», — мысленно поправился Александр Антонович.

Гронский не понимал, почему ему так трудно отвести от этой женщины взгляд. Она не так уж и молода — почти наверняка за тридцать, не чета тем девчонкам, которых с некоторых пор предпочитал Александр Антонович. К минусам этой дамы следовало отнести и печать интеллекта, лежавшую на всем ее облике. Женщин с интеллектом Гронский сторонился — по его твердому убеждению, бабам думать не полагалось. А уж если к интеллекту прилагается характер — это уже такая гремучая смесь, что безопаснее спать в пороховом погребе с зажженной сигаретой в руке, чем жить с такой женщиной…

Тем не менее она была чертовски хороша, и смотреть на нее было куда приятнее, чем на развешанную по стенам вызывающе грубую, нарочито бессмысленную мазню. Все-таки, шутливо обещая равнодушной к искусству Алене встречу с прекрасным, Александр Антонович не лгал. Неизвестно, как Алена, а сам он действительно нашел, на что посмотреть.

Он уже начал подыскивать повод завязать знакомство (была не была; черт с ним, с интеллектом, вы только посмотрите, какая красота!), когда коллекционер Маевский, уже собравший вокруг себя небольшую кучку народу, громко, никого не стесняясь, позвал:

— Ирина Константиновна! Ирина Константиновна, душа моя, присоединяйтесь к нам! Послушайте, вам как искусствоведу это будет интересно. Софья Ефремовна, голубушка, прошу вас!

Ирина Константиновна — так, оказывается, звали красавицу, на которую загляделся Гронский, — мимолетно, но очень красноречиво улыбнулась. Так улыбается человек, который готов простить ближнему его маленькую слабость, очередного проявления которой, как он ясно видит, уже не избежать. Носатая Софья Ефремовна сделала губами пренебрежительное «пф!», но противиться приглашению не стала — тоже, по всей видимости, хорошо изучила господина Маевского и понимала, что вот так запросто от него не отвяжешься.

Гронский подошел поближе. Теперь, оставаясь в стороне от окружившей Маевского группы, он мог слышать каждое слово, которое произносилось в том углу.