Андрей Воронин - Слепой. Антикварное золото

Одной рукой распахнув дверцу, охранник предупредительно держал зонт над головой пассажира, пока тот выбирался из роскошного кожаного салона. Пассажир улыбнулся охраннику ослепительной доброжелательной улыбкой, отобрал у него зонт и помог выбраться из машины своей спутнице — миловидной брюнетке с великолепной фигурой и внешностью фотомодели. На брюнетке было умопомрачительное платье, на шее и в мочках ушей колючими звездами поблескивали бриллианты. Редкие прохожие, которых затрапезная одежда и темные зонты делали похожими на ожившие и отправившиеся погулять грибы-поганки, скользили по этой паре равнодушно-завистливыми взглядами. Москву давно не удивишь богатством — в этом городе ворочают миллиардами долларов.

Отпустив машину, Александр Антонович Гронский подал руку своей спутнице и вместе с ней начал неторопливо подниматься по пологим гранитным ступеням широкого крыльца. Откуда-то слева несколько раз подряд сверкнула голубоватая молния фотовспышки. Гронский повернул в ту сторону голову и улыбнулся, давая запечатлеть себя в наиболее выгодном виде. Вспышка сверкнула снова; Александр Антонович не сомневался, что скоро их с Аленой фото появится в каком-нибудь модном журнале. На презентацию было приглашено много народу, в том числе и некоторые знаменитости, но перед улыбкой Александра Антоновича не мог устоять ни один редактор: если его фото попадало в редакционный компьютер, это означало, что оно непременно будет опубликовано.

На входе Гронский предъявил охраннику галереи пригласительный билет, пропустил вперед Алену, сложил зонт и вошел внутрь. Его спутница была не в духе, и Александр Антонович от души понадеялся, что на презентации не будут подавать спиртное.

Алена до сих пор не могла забыть ссоры, произошедшей между ними на курорте. Это была первая ссора в их совместной жизни, и Гронский очень надеялся, что она же станет последней.

А произошло следующее.

Позвонил Солоницын и доложил, что клиент, то бишь Дмитрий Крестовский, после почти трехдневного отсутствия соизволил наконец объявиться на поверхности земли. Раздобыл немного денег в ломбарде, пообедал в ресторане, сделал звонок из уличного таксофона, а на следующий день встретился с каким-то типом, который, как удалось выяснить, оказался господином Маевским — известным в определенных кругах коллекционером антиквариата.

Солоницын был прекрасным работником, но фантазия у него была, как у утюга или, скажем, у холодильника. Он предположил, что с антикваром Крестовский встретился, имея в виду продать ему кое-что из своего имущества, пока его не отобрали вместе с квартирой. На вопрос Гронского, при чем тут в таком случае затяжные одиночные прогулки по канализационным трубам, Солоницын ответить затруднился, невразумительно пробормотав что-то о съехавшей набекрень крыше.

Крыша крышей, но что-то здесь было не так.

Александр Антонович Гронский, в отличие от начальника службы безопасности своего банка, на отсутствие воображения никогда не жаловался. Бизнесмен в России просто обязан быть аферистом, а аферист без фантазии — это не аферист, а жалкий неудачник. И Гронский почти мгновенно предположил самое невероятное: Крестовский ищет клад. А если учесть, что он уже встречался с Маевским, значит… Неужели нашел?!

Вот тут-то, в момент наивысшего нервного и умственного напряжения, из ванной вышла Алена — в чем мать родила, если не считать тяжелого золотого ожерелья, которое она именовала «бусиками».

— Как ты думаешь, — ластясь к Александру Антоновичу, проворковала она, — в этом можно пойти на пляж?

— В купальнике удобнее, — рассеянно отозвался Гронский, безотчетно отодвигая ее в сторонку, чтобы не мешала думать. — Собирай вещи, мы возвращаемся в Москву.

— В какую еще Москву? — возмутилась Алена. — Мы же только что приехали! Ни в какую Москву я не полечу!

Это было сказано тоном, который еще оставлял возможность обратить все в шутку. Но Гронскому было не до шуток.

— Тогда я полечу один, — сказал он и встал, стряхнув с шеи Аленину ладонь.

Конечно, она обиделась и продолжала дуться до сих пор, чем сильно вредила себе в глазах Александра Антоновича.

Из-за Алениного дурного настроения и вызванных им капризов («Куда я поеду? Ты же видишь, мне совершенно нечего надеть!») они немного опоздали к началу презентации. Когда Гронский, пропустив Алену вперед, вошел в зал, штатный искусствовед галереи, пожилая дама с двойным подбородком и орлиным носом, который выдавал ее происхождение едва ли не лучше, чем ярко выраженный еврейский акцент, уже заканчивала свое выступление. Публики было немного; Гронский осмотрелся, увидел картины и понял почему. У него возникло острое желание бежать отсюда со всех ног, и он подозревал, что такое желание испытывает добрая половина присутствующих.