Павел Корнев - 07'92

Крестик я купил, свечку поставил. Не из-за такой уж искренней веры в чудесный характер своего спасения, но пацан сказал – пацан сделал, пусть даже и сказал самому себе. Да и стрёмно как-то с такими вещами шутить. Ну его на фиг.

В ювелирном салоне, правда, проторчал куда дольше, нежели в церкви, да и денег там оставил несравненно больше. При этом к изделиям из золота даже не приценивался, выбрал серебряную цепочку, толстую и солидную, и под стать ей серебряный же крест. Оттуда завернул на Зелёный.

Пусть последний визит на базар и не задался, всё же решил не позволять эмоциям брать верх над разумом. В конце концов, клин клином вышибают. Да и выбор там самый лучший в городе, чего не отнять, того не отнять. И денег не отнять – гоп-стопом на всеобщем обозрении даже в наши лихие времена не промышляют, а цыганкам-гадалкам и рыночным кидалам подобные мне персонажи не слишком интересны. Ещё и над правым виском рубец протянулся только-только подживший, так что вид самый что ни на есть бандитский. Карманники тоже не страшны – не лох, бумажник в заднем кармане джинсов таскать, а передние до того узкие, что незаметно руку никак не просунуть. Пусть даже в толчее подставные толкнут или зажать попытаются, один чёрт, обчистить не получится. Ну, так думаю…

Когда дошёл до пешеходной дорожки, вдоль которой стояли импровизированные прилавки со всяческим шмотьём, колонки киоска звукозаписи вовсю наигрывали песню группы «Любэ»:

Но прицениваться к кассете не стал, прошёл мимо. Слышал уже несколько композиций с их нового альбома – вроде, неплохо и задорно, но совсем-совсем не то. Предыдущий, который вышел ещё до моего призыва в армию, произвёл несравненно большее впечатление. А тут то ли новизна пропала, то ли сам повзрослел.

Да и не за кассетами пришёл, куда больше интересовали кожаные куртки. Снимал их с вешалок, мял пальцами коричневую и чёрную кожу, придирчиво изучал белую и бежевую замшу, проверял швы и подкладку, некоторые даже примерял. Ушлые тётки, занимавшиеся торговлей не первый день, напропалую расхваливали свой товар; недавние инженеры и научные сотрудники втюхать ничего особо не пытались и больше следили за тем, чтобы не умыкнули разложенные на прилавках вещи. Оно и немудрено – жульё съезжалось на Зелёный со всего города, а крыша пресекала только самый откровенный беспредел, предоставляя торговцам самим ловить воров за руку. Как говорится, спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

Кожанку я в итоге так и не купил. Длинные на мне висели, будто на пугале, короткие хоть и смотрелись круто, но нечего было и думать проходить в такой всю зиму; по нашей погоде мигом колокольчиками начнёшь звенеть. А покупку сразу двух было не потянуть по деньгам; цены кусались. Вот и решил после недолгих раздумий, что моя старенькая «аляска» не так уж и плоха. Ещё сезон её спокойно проношу, а в крайнем случае приобрету китайский пуховик.

Но совсем уж с пустыми руками с Зелёного не ушёл. Взял «турик» – турецкий вязаный свитер с узорами, толстый и очень тёплый, купил кожаные перчатки и пару спортивных костюмов, остановив выбор на пошитых из нормальной ткани, а не тонкой синтетики, которая плавилась от малейшей искры. Пусть тёмно-зелёные штаны и олимпийка были с широким синим лампасом, а не с заветными полосками, всё же предпочёл практичность моде. Да и денег сэкономил, чего уж там.

Домой поехал через вокзал, на Свободы зашёл сначала в «Башмачок», потом в «Руслан». В первом магазине купил демисезонные ботинки из прочной кожи, которые с тёплым носком мог таскать и зимой. Во втором потратился на сорочку и брюки, чтобы не выделяться на фоне других абитуриентов. Всё верно – от идеи продолжить образование я отказываться не собирался и уже даже сдал документы в приёмную комиссию политеха.

Остаток денег – а стопка наличных хоть и потощала, но всё ещё продолжала внушать определённое уважение, – я решил потратить на цветной телевизор. И дело было даже не в том, что неправедно нажитое жгло руки, просто не имело ни малейшего смысла делать накопления на чёрный день в рублях. Что такое инфляция теперь знали даже дети, а в новостях к ней всё чаще добавляли приставку «гипер-». Деньги обесценивались, цены росли как на дрожжах.

Но то – рубли. А вот взятую с тела Большака свободно-конвертируемую валюту я придержал. Сложил рыхлую стопку купюр в полиэтиленовый пакет, накрыл его края полосками фольги, запаял утюгом. После убрал в жестяную баночку из-под леденцов монпансье и заныкал в старый тайник под гаражом. Триста двадцать семь долларов и сто восемьдесят пять дойчмарок могли стать неплохим подспорьем, если возникнет срочная необходимость в деньгах, им инфляция была не страшна. Ну а в жестянке и крысы не сожрут, можно даже не волноваться.