Владимир Колычев - Девушка с белым лицом

Калужникова нашлась в тот же день. Женщина заканчивала работу, я вызвался подвезти ее домой, по пути рассказал, как погибла Лена, а затем и Вика, расшевелил, разговорил и выяснил интересный момент.

Оказывается, на втором курсе у Лены был роман с Юрой Силуминовым, который учился в том же колледже, на выпускном курсе. Отношения длились недолго, Юра выпустился, устроился на работу, какое-то время встречался с Леной, пока окончательно ее не бросил.

Лена очень переживала, но старалась не показывать виду: не плакала, не горевала, просто замкнулась в себе. А через какое-то время стала поправляться. На беременность это не было похоже, во всяком случае, живота никто не видел. Но живот можно было ужать, я сам лично знал одну такую дуру, которая умудрялась скрывать свою беременность весь срок; ребенок, правда, родился с физическими отклонениями.

Калужникова не была Лене близкой подругой, но некоторые подробности из ее студенческой жизни помнила. Поправляться Лена стала во время практики в банке, как раз в это время за ней и стал ухаживать Тихомиров. Лена его отшила, затем были каникулы, все разъехались. А в сентябре Лена Шелестова была уже, как и раньше, стройной и худенькой, правда, в колледже она появилась с некоторым опозданием. А потом на ее горизонте снова появился Тихомиров.

О Силуминове Калужникова давно ничего не слышала, как найти его, не знала, но можно было вернуться в колледж, поднять архивы. Сегодня я расположил к себе секретаря учебной части, а завтра поднесу ей бутылочку хорошего коньяка, и она выдаст мне Силуминова на блюдечке с голубой каемочкой. Но это будет завтра, а сегодня уже рабочий день закончился, пора ехать домой.

Элли сейчас у себя дома, со свекровью и сыном, я просил ее не приезжать, но послушается ли она? Она явно нацелилась на меня, у нее амбициозные планы, причем личного характера.

Но ставку на Элли делал и Черепанов, он следил за мной ее глазами. Элли в этом не признавалась, но меня не обманешь. Я не хотел подпускать ее к себе близко, позапрошлую ночь мы провели под одной крышей, но в разных постелях, вчера утром она уехала и больше не появлялась. Но Элли всего лишь взяла паузу, и буря после затишья могла начаться уже сегодня.

Домой я возвращался, мысленно представляя наш разговор, в котором должен был окончательно поставить ее на место. Но не исключал я и капитуляции, нет, не сейчас, а в будущем, в котором не будет места Рите.

Если Элли не откажется от своих планов, рано или поздно ее слезы подточат камень моего терпения, и будет выброшен белый флаг… Впрочем, Риту я не видел в своем будущем уже сейчас. Да, меня тянуло к ней, но это не любовь, а чары, которыми она меня опутала. Рита приворожила меня, возможно, чем-то опоила, но время лечит, и я чувствовал это. Чем дальше Рита во времени, тем слабее тяга к ней. Пока лишь на чуточку слабей. Совсем на чуточку, но пройдут годы…

Я оставил машину в надземном паркинге, только тогда вспомнил о продуктах. Заглянул в универсам, вышел оттуда с двумя полными пакетами. Я решил сократить расстояние до дома, для этого свернул в проход между школой и пятиэтажкой, предназначенной под снос. Место тихое, почти безлюдное, зелень — буйным цветом.

— Макс! — донеслось из-за спины.

Я остановился, но не обернулся. Однажды я попался на слуховую галлюцинацию, как дурак бегал вокруг своего дома, разыскивая в кустах Риту.

Я продолжил путь, но вспомнил недавний случай на лесной поляне. Рита и там позвала меня по имени, и она действительно стояла тогда у меня за спиной. В зеленом костюме с красной ящеркой на нем.

— Макс! — снова позвала Рита.

Я остановился, обернулся, но увидел только пышный куст сирени — под развесистой кроной каштана. За этот куст я и заглянул.

Рита стояла, спиной прижимаясь к забору из сварных прутьев. Курточка на ней цвета хаки, джинсы в стиле «милитари» с настоящей порванностью на коленке, запыленные ботиночки с тупым жестким носком. Волосы грязные, липкие, как будто вымоченные в грушевом сиропе, на щеке царапина, нижняя губа припухшая.

Побитая, неряшливая, жалкая. И смотрела на меня виновато, как собачонка. Я, кажется, смог сохранить невозмутимость, но в груди сжалось и тоскливо заныло.

— А дедушка где? — спросил я, оглядываясь.

— Какой дедушка? — Она мотнула головой, заранее отрицая существование своего пособника.

— Высокий такой, здоровый, чернобровый… Силуминов его фамилия, — сказал я наугад, но со всей твердостью, на которую только был способен.