Владимир Колычев - Девушка с белым лицом

— Нехорошо как-то все получилось, — глядя на меня осоловевшими глазами, тяжело проговорил Антон.

— Все нехорошо, — кивнул я.

— Все!

Вряд ли его стон был криком души, но раскаяние в нем звучало уже явственно. Антон тупо смотрел на свою руку, медленно и с нажимом загибая на ней пальцы.

— Что все? — спросил я.

— Ну, с Эллой все ясно, — выдавил он.

— Что ясно?

— Ну позавидовал я тебе… Элла — это Элла! — Антон сжал кулак, поднимая руку. — А ты, Макс, ни о чем…

Этой же рукой он и махнул на меня, оскорбляя и унижая.

— А ты о чем?

Я резким движением сдвинул журнальный столик, за которым он сидел, встал перед ним в позу сумоиста, вызывая на поединок. Антон кивнул, поднялся, наши лбы столкнулись в жесткой смычке, я с силой надавил, но и он ответил тем же.

И лоб у него крепкий, и силы — как у дурака свистулек, но я не имел права сдаваться. От натуги я крякнул, в шейных позвонках что-то щелкнуло, голова резко закружилась, но качнуло и Антона.

Я приземлился на пол, а он сел на столик, захрустели тарелки, лопнул стакан, сочно шлепнулся на пол соленый помидор, стукнулась и покатилась по полу бутылка. Антон замер, но цепная реакция продолжалась — с треском подломилась инкрустированная ножка, столешница наклонилась и вместе с седоком пошла на жесткую посадку. Я и сам не понял, как вскочил, схватил Антона за руку и потянул на себя. На пол мы бухнулись вместе. Голова кружилась — не подняться.

— Ты как? — спросил Антон.

— Ни о чем.

— Да ладно тебе!

— Не ладно.

— Может, и вернется к тебе Элли.

— Не понял.

— Ну, если меня утопят.

— В бухле?

— В озере… Костюху там утопили…

— Какого Костюху? — не понял я.

— И Джима — там же, в проруби… Зимой… А Игарика летом… Бабьим…

— Ты что курил?

— Я не курил… — закрыв глаза, мотнул головой Антон. — Мы тогда на колесах были…

— Когда тогда?

— Когда русалку делали.

— Ты бы завязывал с колесами.

— Она тогда еще не была русалкой, а как стала, так и началось…

— Пора заканчивать, — сказал я, глянув на бутылку, горлышко которой выглядывало из-под занавески, подмигивая мне пустой глазницей.

Клин выбивают клином, но костер бензином не тушат, простуду сквозняком не лечат, и нельзя одним безумием заглушить другое. Пора завязывать с выпивкой, пока черти не пришли. Они где-то рядом, скребутся в дверь, но в голову еще не залезли. Антона нужно к ним отправить, сам там пусть разбирается со своими русалками. А мне Риту нужно найти, вдруг она до сих пор в шкафу сидит. И разлагается, истекая и размокая. Брр!

Меня аж передернуло изнутри. Захотелось добавить, но в баре только водка — чистая как слеза, крепкая как дубовый гроб… Я мотнул головой, поднимаясь с пола, — определенно нужно выпить.

— Сначала она Игарика забрала, — запинаясь, проговорил Антон. — Потом за Джимом пришла… Потом Костюха… Я следующий…

— Ты четвертый, — открывая створку шкафа, сказал я. — А следующая — третья…

Я взял бутылку за горлышко, приложил к ней ладонь, пожал плечами. Сейчас не важно, холодная водка или теплая, лишь бы градус по крови разносила да тревоги вымывала, как песок из «ливневки» — под напором дождевой воды.

— Там у нас… — Антон вяло щелкнул пальцами, не зная, в какую сторону показать. — Ситуация не очень хорошая… А может, оно так и нужно.

— Что нужно?

Я вынул из шкафа чистую рюмку, зачем-то дунул в нее.

— Все нужно… Я перед тобой, Макс, в таком долгу…

Я кивнул, соглашаясь. Долг у Антона передо мной большой, рюмки будет мало. Я взял граненые стаканы, налил ему, потом себе.

— Я-то, конечно, выкручусь… — думая о чем-то своем, пробормотал он. — А если нет, так тому и быть…

— Пей давай… — Я подал ему стакан. — Поверь, это лучше колес.

Антон широко кивнул, взял стакан и залпом выпил.

— Мы не на поминках, — напомнил я.

Антон долго молчал, думал, наконец, выдал:

— Я тебя к себе на поминки не позову.

— Ай да молодца! — фыркнул я.

— Я серьезно… Если вдруг, ты не приходи. Пусть Элли без тебя там…

— Я тебе больше не наливаю.

— А на посошок?

— На посошок налью.

Я подал Антону стакан, чокнулся с ним, он выпил, а выдыхая, проводил хлынувшую в желудок водку движением руки от шеи к животу, отрыгнул и уронил голову на грудь. Но мне уже было все равно, уедет он или останется. Сейчас допьем и спать. Это же так здорово — погрузиться в тихое спасительное забытье и не думать о Рите, как о трупе, который уже, возможно, разлагается в платяном шкафу.